чтобы явилась к вечеру. Люда и подъехала к нему, а Некрасов не один был, у него Моисей Лазаревич Гутман сидел, что-то объяснял с какими-то бумажками в руках тоскливо кивавшему невпопад Плейшнеру, который в разных экономических и административных тонкостях разбирался слабо.
Мила, можно сказать, своим приходом просто спасла Скрипника от наседавшего на него «главбуха» – Плейшнер обрадовался, как ребенок, что появилась возможность «сменить пластинку» на более понятную и знакомую:
– О! Явилась – не запылилась, тунеядка мокрощелистая. Слышь, Моисей – ты глянь на нее! Нафуфырена так, что аж в зенках рябит, а работать при этом не желает… Раньше таких, как она, граждане начальнички за сто первый высылали, а теперь их совсем воспитывать некому… Я вот только иногда пытаюсь ей мозгов в башку вложить – все без толку… И что за молодежь такая пошла, лишь бы жрать и ебаться, а рогом в стену пусть за них дядя упирается… Слышь, Моисей, не желаешь запустить ей под шкурку шершавенького? В воспитательных, так сказать, целях?
Гутман поправил золотое пенсне на переносице, внимательно осмотрел Милины колени, потом вздохнул и сказал с раздражением:
– Нет-с, Григорий, уволь… Я бы хотел все же договорить свой вопрос, потому что потом с кого будут спрашивать – с Моисея, а Моисей предупреждал заранее, что чудес с деньгами быть не может, потому что они не мыши и сами не размножаются…
– Ладно, – обреченно кивнул Плейшнер. – Давай добазарим.
Он раздраженно зыркнул на Люду и рявкнул:
– Чего лупалы выкатила? Скидывай клифт!
Мила торопливо кивнула, но перед тем, как начать раздеваться, вдруг вытащила из кармана жилета ксерокопии каких-то бумаг:
– Григорий Анатольевич… Я… Вот, посмотрите, может, вам интересно будет…
Она протянула бумаги Некрасову, тот машинально взял их в руки, глянул тупо, а потом с сердцем швырнул на стол:
– Ты че, девка, совсем от безделья башкой склинилась? Малявы какие-то сортирные мне впариваешь… Мне че – с ними на очко сходить?!
Люда вся съежилась и торопливо начала раздеваться, а Моисей Лазаревич, которому бумаги, брошенные Плейшнером, упали под нос, вдруг сказал:
– Минуточку, Гриша, минуточку…
Плейшнер удивленно посмотрел на «главбуха» – Гутман перебирал бумажки с явным интересом, что-то шепча себе под нос… Чутью Моисея Лазаревича Некрасов доверял почти безгранично, потому что считал Гутмана чуть ли не гением по части разного рода «разводок» и «напарок»… Ежели старик начинал водить носом – значит, нос этот чувствовал запах денег…
Наконец Гутман поднял глаза на Милу, оставшуюся к тому моменту уже в одних только туфлях и чулках:
– Ты где это взяла, деточка?
Люда, глотая слова, начала объяснять, что у нее
