ее, свернула и положила на кофейный столик.
Набежала туча, и солнечный свет погас.
– Хорошо, что ты так быстро пришла. Я хотела с тобой поговорить. Знаешь, разыгралась эта дурацкая драма…
– А где Никола?
– Она скоро придет.
Кэрри опустилась в кресло перед камином, по другую сторону коврика из белой овчины.
– Куда она ушла?
– В туристическое бюро.
– Собирается в путешествие?
– По-моему, она сошла с ума. Разве я тебе не рассказала? Она встретила одного типа. Он американец. Познакомились два-три месяца назад на какой-то вечеринке и с тех пор встречаются.
Звучит многообещающе, подумала Кэрри, похоже, что старшая сестра вовсе не сумасшедшая.
– И что он такое? – осторожно спросила Кэрри.
– Вполне приличный человек. Коммерсант. Занимается то ли железными дорогами, то ли сталью, то ли еще чем-то. Живет в Кливленде, штат Огайо. Зовут Рэндал Фишер. Сейчас он в Америке и пригласил туда на Рождество Николу.
– В Кливленд?
– Нет, у него загородный дом во Флориде, он там всегда проводит Рождество.
Пока все звучало настолько здраво, что Кэрри не могла понять, о какой драме шла речь.
– Он женат?
– Говорит, что разведен.
– Ты с ним знакома?
– Конечно. Раза два Никола заходила с ним сюда, и однажды он нас обеих приглашал пообедать в «Кларидж». Он там останавливался.
– В таком случае он, должно быть, при деньгах. – Кэрри нахмурилась. – Ма, тебе он не нравится?
– Ну что ты, по-моему, с ним все в порядке: лет пятидесяти, не слишком привлекателен.
– А Никола? Ей он нравится?
– Думаю, да.
– Тогда что тут страшного?
– Но она ведь ничего о нем не знает!
– Ма, ей тридцать пять лет. Она в состоянии сама о себе позаботиться и даже вправе наделать ошибок, если пожелает.
– Дело не в этом.
– А в чем? Объясни.
– Кэрри, как ты не понимаешь? Дело в Люси.
– Ты хочешь сказать, что Люси он не приглашает?
– Очень даже приглашает, но она отказывается. Говорит, что не хочет ехать во Флориду, что она там никого не знает, что ей нечего там делать и что на самом деле Рэндалу она не нужна. Он пригласил ее только потому, что так положено.
Кэрри преисполнилась сочувствием к племяннице.
– Я ее понимаю. Сколько ей лет? Четырнадцать. Наверное, она себя чувствует как рыба, выброшенная из воды. Думаю, не очень-то приятно видеть, как твою мать трясет любовная лихорадка.
Шея Доди чуть-чуть порозовела – верный признак того, что она смущена. Она ненавидела, когда ей возражали, вынуждая ее отстаивать свою точку зрения.
– Но девочке предоставляется редкая возможность! Посмотреть мир…
– А
