руки мне дадут и лук.Я одно замыслил дело. И до дальнего предела
Я один направлюсь смело. Буду странствовать я год.
Я прошу лишь о едином: если враг к моим дружинам
Подойдет разящим клином, – верный пусть отпор найдет.
Повинуйтесь Шермадину все, как мне, как господину.
Как отец сияет сыну, будет солнцем он для вас.
С ним и роза не завянет, никого он зря не ранит,
Если ж злой кто, воском станет и растопится сейчас.
Вам известно, как росли мы, тем же чувством единимы.
Он как брат мне, сын любимый. Он второй вам Автандил.
Рог – ему. Его веленья да свершат без промедленья.
Если ж нет мне возвращенья, пусть бы каждый погрустил».
Свиток с выбором богатым слов, сияющих закатом.
Препоясался он златом, и чтоб ехать одному,
Приготовился. Дружины строй построили единый.
«Я поеду вдоль равнины», – молвил он, не ждал в дому.
Он не хочет быть с бойцами. Расстается он с рабами.
Поспешает тростниками. Хочет быть теперь один.
Никого ему не надо. Грусть в пути ему услада.
Есть жестокая для взгляда солнце-роза, Тинатин.
В ликованьи одиноком конь промчался полным скоком.
Вот уж он невидим оком. И кругом не взглянет он.
Кто бы с ним не повстречался, меч его не засвечался.
Ибо сумрак в нем качался, нежной грустью осенен.
А бойцы его, в печали, все властителя искали,
Но нигде им не сверкали блески жданного лица.
Лица их в тоске бледнели. Где он? Где? В каком пределе?
И того, кого хотели, тщетно ищут без конца.
Лев! Кого на месте львином бог поставит господином?
Шел тот возглас по дружинам. Ищут там и ищут тут.
Вопрошают, слышат вести: «Образец высокой чести,
Нет его, но был в том месте». И дружины слезы льют.
Всех воителей отборных, благородных и придворных,
Для решений договорных Шермадин сзывает в круг.
Им он грамоту читает, каждый слышит и рыдает,
Каждый грудь себе терзает, точно в тяжкий впал недуг.
Все сказали: «Без него мы – будем кем иным ведомы?
Он тебя в свои хоромы с должным правом посадил.
В чем ни будет повеленье, наше в нем повиновенье».
И решению хваленье воздают по мере сил.
4. Сказ о том, как Автандил искал Тариэля
Есть свидетельство писанья, что достойно состраданья
Видеть тленье увяданья в розоцветных лепестках.
Роза нежная румяна – пред рубином Бадахшана,
Но от едкого тумана алый цвет – морозный прах.
Автандил, в тоске беззвучной, по равнине едет скучной,
Стук копыт четырезвучный беглеца уносит вдаль.
За арабские пределы он уехал, онемелый,
Грусть его – как колос спелый. «Близ нее прошла б печаль».
Свежий снег упал с морозом. Жало изморози – розам.
Сердце, отданное грозам, он хотел пронзить не раз.
«Рок умножил
