мы отъезжаем, я облегченно выдыхаю, толпа в заднем стекле становится все меньше и меньше. Рид стоит перед всеми и все это время наблюдает за мной.
Я многое хочу сказать Тесс, но нет сил.
Просто на минутку закрою глаза.
Чувствую призрак руки Рида на моей и последний толчок, и мое тело дергается. Адреналин взмывает ввысь, затем снова сходит на нет, как во время сна после работы много ночей напролет.
– Приемное всего в пяти минутах езды, – сообщает Тесс, крепко сжимая руль.
– Он толкнул меня, Тесс, клянусь.
Она смотрит на меня в зеркало заднего вида.
– Возможно, тебе так показалось, потому что ты на него наткнулась, а он попытался тебя схватить. Могло сойти за толчок.
– Но все произошло не так.
– Рид никогда бы тебя не обидел. Он заботится о тебе больше, чем о себе.
Как достучаться до нее?
Критика Рида не помогает, поэтому пробую другой подход.
– Я знаю разницу между тем, когда кто-то меня толкает, и тем, когда пытается схватить меня за руку. Это был толчок. Рид вышел из себя и пришел в ярость.
– Допинг был не его, – твердо говорит она.
– Тесс, все указывает на это…
Она перебивает меня:
– Он такой вредный и импульсивный, потому что устает. Тренируется по девять часов в день, семь дней в неделю. А потом еще четыре-пять часов тренирует других борцов, чтобы мы могли позволить себе еду и электричество.
Мне никак не удастся заставить ее мне поверить.
Тесс заезжает на подъездную дорожку больницы и останавливается у стеклянной двери приемного покоя. Не глушит машину и выбегает.
– Сейчас вернусь.
Когда я остаюсь одна, меня охватывает паника. Некоторая часть шока после толчка Рида выветрилась, и теперь я думаю лишь о своем колене.
Что, если я больше не смогу играть в футбол? Серьезное повреждение положит конец моей карьере еще до того, как она начнется. Время от времени о таком рассказывают по новостям. Спортсмен из старшей школы ломает колено или локоть в выпускном классе, и игра закончена. Чем еще мне заниматься, если футбол больше не вариант?
Ничем. Ничем не буду заниматься.
Стать профессионалом было моей мечтой, сколько я себя помню.
Сложенное письмо о зачислении все еще лежит в заднем кармане. У меня нет плана Б.
Тесс возвращается с двумя медсестрами, и они втроем помогают мне выбраться из машины и сесть в кресло-каталку. Медсестра провозит меня сквозь двойные двери, ведущие к смотровой, где вдоль стены стоят кровати, разделенные занавесками. Когда меня перекладывают на кровать, Тесс садится рядом, а медсестра записывает мою личную информацию.
– Вы можете сказать, где болит, и описать боль? – спрашивает она.
– У меня стреляющие боли, но еще какое-то странное тянущее ощущение. Это плохо? – спрашиваю я.
– Я не доктор, милая. Но не волнуйся. Это отличная больница. – Медсестра заполняет бланк на планшете. –
