– дай другим насытиться. Что тебе крошка? А в мире будет равновесие».
Но как объяснить это парню, застывшему в дверях?
– Просто решила курочек покормить. Они перепугались сегодня, вон как кудахтали, – ответила она, слабо улыбаясь.
Олег постоял, взвешивая ее ответ, и кивнул.
– Неспокойное время, даже птица дурная чует…
И было в этих словах столько горечи, очень взрослой, даже стариковской, что Леся сжалась, будто в жаркий день угодила в глубокую яму, полную холодной воды. Мурашки пробежали по ногам, она тут же вспомнила, какая короткая рубаха прикрывает ее обнаженное тело, и дернула вниз подол. Ткань затрещала, оголяя бедро. Длинная ссадина на ноге, сероватая от пыли, слабо сочилась сукровицей. Леся потянулась к царапине и тут же зашипела от боли.
– Ты чего? – Олег соскочил с лестницы и присел у ее ног. – Нельзя же грязными руками!
Ссадина словно только и ждала, чтобы про нее вспомнили, – тут же принялась гореть болью. То ли от растерянности, то ли от смущения Леся всхлипнула, чувствуя, как жар заливает щеки. Олег сидел перед ней на корточках и рассматривал царапину, но, услышав звук, тут же поднял лицо.
В его серых глазах читалась растерянность.
– Ты где это так? – спросил он, и Леся обожглась холодностью его тона.
– Ну… когда упала… Из-за петуха, – соврала она, пытаясь успокоить бешено скачущее сердце.
– Нет. – Олег покачал головой и поднялся на ноги. – Это ты… – Он запнулся, помолчал, бросил на Лесю еще один взгляд. – Ты там была, да? В лесу?
Тревожные запахи чащи, шорох льна по траве, сестры, тянущие друг к другу ладони. Увиденное во сне встало перед глазами. Память, подобно ситу, просеивала каждый миг жизни, отбирая мгновения по своему собственному разумению. И каждый раз не те. Но стоило Олегу произнести это слово, как позабытый лес перестал казаться сном. Да и позабытым – тоже.
– Нет, – выдохнула Леся, делая шаг назад. – Меня там не было. Я спала. Я спала! – Она уже кричала, прижимая ладони к груди.
Слезы текли по щекам, испуганное лицо Олега таяло в их соленой пелене.
– Я спала! – надрывалась она, чувствуя, как цепкие руки подхватывают ее со спины. – Отпусти! – И сорвалась на визг: – Не трогай!
Ее крик подхватил внезапный порыв ураганного ветра.
– Отпусти! – кричала Леся, вырываясь из сильных рук.
А деревья, обступившие поляну, склоняли макушки от ее голоса.
– Не смей! – вопила она.
А ветер поднимал в воздух пыль и сор.
– Я спала! – надрывалась Леся, не помня себя и того, почему же она так кричит, и плачет, и воет, вторя буре.
Низенькая хлебная пристройка качалась, крыльцо скрипело, где-то вдалеке, шумно ломая ветки своим вековым соседям, упала сосенка. Слов уже не было, но Олеся продолжала кричать – так страшно, так больно, так невыносимо яростно ей было.
Это
