из болтовни оруженосца и баб-портомоек. Однако это всего лишь догадка, и мы должны теперь убедиться, что она верна. Сего же можно достичь только двумя способами.
– Говори, боярин, не томи, и без того голова уже кругом идёт…
– Сначала я должен своими глазами увидеть смертную рану твоего отца, Неудача.
– Ой! – это Прилепа за спиною у Хотена: догадалась уже…
Быстра разумом Прилепа, чего не скажешь о Неудаче, – ишь как вытаращился…
– Да как же, боярин, можно увидеть раны моего отца, коли отец мой в могиле лежит?
– А вырыть его из могилы на малое время – да и посмотреть. Через год ещё можно всё нужное увидеть, – твёрдо, будто о деле вполне обычном, заявил Хотен. – А потом снова закопать – и с полным к покойному твоему отцу уважением.
Молодой Неудача, сын боярина Добрилы Ягановича, вскочил со скамьи и, совсем забыв о приличиях, забегал взад-вперёд по чужой горнице. Отвратный душок от его шубы с новой силой ударил в ноздри Хотену, и тот задумался: если обычно люди к старости глохнут и слепнут, почему он стал острее воспринимать запахи? Или просто, разбогатев, отвык от жилой вони, неотвязной спутницы бедности?
Неудача уже стоит прямо перед ним, запашок накатывается волнами. Что он говорит? Кричит, лицо налилось кровью…
– Повтори, я не расслышал.
– Я говорю, что отца выкапывать из могилы не дам! Потому что не хочу, чтобы он понял дело так, будто я приглашаю его вернуться домой! Видят боги, я своего батюшку люблю, да только живого – а мёртвый мне на дворе не надобен! Знаю я, знаю, чем такие возвращения мертвецов заканчиваются!
Хотен крякнул. Он мог бы сказать, что вот уже на седьмой десяток перевалил, однако ни разу ему не довелось увидеть ожившего мертвеца, и что, на тот случай, если станет такой приходить, есть доброе народное средство – забить, когда вернётся спать в свою могилу, прямо в сердце осиновый кол. Мог бы это сказать Хотен, да предпочёл промолчать. А вместо этого – тихо, медленно:
– Говорят в народе, что мёртвый встаёт из могилы и досаждает живым, только если те чего-нибудь не сделали для него, что обязаны были. Скажи, а разве ты отомстил за убийство своего отца?
Юноша замолчал. Хотен, впрочем, ожидал, что он не согласится раскапывать могилу. Сыщику и самому не очень-то хотелось раздевать отобранного у земли страшного (что скрывать?) мертвеца и при неверном свете факелов всматриваться в почерневшие его раны. За долгую его жизнь ему только дважды приходилось проделывать такое, при этом единожды с согласия великого князя и оба раза – со строжайшими предосторожностями, дабы не проведал ни простой народ, ни церковники.
– Ладно, не хочешь отрывать, так и не будем, – вздохнул славный сыщик. – Вот только тогда ты на себя большой грех возьмёшь, сынок. Тебе ведь в любом случае теперь придётся поймать Чурила и жечь на огне, после чего убить и закопать безвестно. А вдруг окажется, что наши свидетели ошиблись,
