Кэнъити Тамару. Хотя на самом деле моя фамилия – Пак. Людей с такой фамилией – примерно как звезд на небе…
Кресло к креслу, они сидели и слушали скрежет цикад.
– Завести бы вам новую собаку, – сказала Аомамэ.
– Вот и мадам советует, – кивнул Тамару. – Дескать, приюту нужен новый сторожевой пес. Только я все к этой мысли не привыкну.
– Понимаю. Но лучше заведите. Я, конечно, не вправе что-либо советовать… И все же.
– Ладно, – сказал Тамару. – Хорошо дрессированная собака и правда нужна. Подыщем как можно скорее.
Аомамэ скользнула глазами по часам на руке и встала. До вечера еще оставалось немного времени, но солнце уже запрашивало у неба разрешения на закат. В небесной лазури прослеживались неголубые оттенки. А хмель от хереса пока оставался в крови. Спит ли еще хозяйка?
– Как писал Чехов, – промолвил Тамару, подымаясь с кресла, – если в начале пьесы на стене висит ружье, к концу оно выстреливает.
– В каком смысле?
Тамару встал прямо перед Аомамэ. И оказался выше на каких-то несколько сантиметров.
– Не захламляй свою историю лишними инструментами, – сказал он. – Притащишь в свою историю пистолет – он обязательно выстрелит. Не увлекайся красивостями, они сработают против тебя. Вот что хотел сказать Чехов. Он любил истории, где нет ничего лишнего.
Аомамэ поправила юбку, перекинула ремень сумки через плечо.
– Значит, вот что вас беспокоит? – уточнила она. – Если есть оружие, оно обязательно выстрелит?
– Если по Чехову – да.
– И поэтому, насколько возможно, вы не хотели бы давать мне пистолет?
– Это опасно. И незаконно. Да и Чехов – один из немногих писателей, которым я доверяю.
– Но вы говорите о литературе. А я – о реальности.
Прищурившись, Тамару долго изучал лицо Аомамэ. И только потом изрек:
– А кто поймет, в чем отличие?
Глава 2
ТЭНГО
Нечего вытрясти, кроме души
Тэнго поставил на вертушку диск с «Симфониеттой» Яначека (Сэйдзи Одзава дирижировал Чикагским оркестром) и нажал на «автопуск». Пластинка завертелась, рычажок тонарма подплыл к краю диска, игла нащупала бороздку. Вздохнули фанфары – и по комнате раскатился величественный гром литавр. Вступление к первой части Тэнго любил в «Симфониетте» больше всего.
Под торжественные раскаты струнных-ударных-духовых Тэнго сел за процессор и начал быстро печатать слово за словом. Слушать «Симфониетту» на рассвете давно уже стало у него ритуалом. С тех пор как он разучил эту музыку со школьным оркестром, «Симфониетта» играла в его жизни особую роль. Это маленькое произведение одновременно и вдохновляло, и оберегало его. По крайней мере, так казалось ему самому.
Однажды
