я всегда старался увлечь парней каким-нибудь хорошим делом, чтобы они потом не страдали от бессонницы и их не приходилось бы убаюкивать по вечерам. Раньше держал для этих целей бригаду менестрелей, в обязанности которых входило петь им на ночь колыбельные, но затем решил, что будет лучше просто озадачить каждого работой. И признаться, ты первый, от кого я слышу жалобу такого рода.
– Это довольно странно, – заметил я, – но осмелюсь предположить, что вы просто не прислушивались. Хотя, если разобраться, все не так уж плохо. Чего стоит одна объездка десяти-двенадцати неукротимых бестий, которых вы почему-то скромно именуете рабочими лошадками! Уверяю вас, все мы, а я в особенности, каждый год с неизменным трепетом и вожделением ждем такого незабываемого развлечения.
– Я давно заметил это, Джо, – кивнул хозяин. – Во всяком случае, в свободном полете ты смотришься весьма грациозно.
– Есть и другие маленькие радости, – продолжал я. – Например, бак с застоявшейся питьевой водой, из которой приходится постоянно выуживать червей; фасоль каждый день на завтрак, обед и ужин; а еще мясо, которое можно жевать, наверное, целую вечность, и ничего ему от этого не будет. Сухари тоже вещь занятная: поколотишь сухариком по столу, а потом наблюдаешь за долгоносиками, которые вылезают посмотреть, кто это стучится в двери их древнего жилища.
– Слушай, Джо, – подхватил Ньюболд, – похоже, я, сам того не ведая, устроил здесь настоящий водевиль, и все ради того, чтобы вы, парни, не загрустили.
– Скорее настоящий колледж, – поправил я. – Всего за каких-то два года здесь можно вполне освоить любой из мертвых языков, ибо, как известно, человеческого языка ваши коровы попросту не понимают. Врачебная подготовка тоже на высоте, потому что каждый, кто в состоянии пронянчиться с вашими телятами всю зиму, сможет потом запросто завести себе первоклассную практику по уходу за престарелыми и немощными богачами, которые при такой чуткой заботе протянут на этом свете еще с десяток лет, не меньше.
– А вот об этом я как-то не задумывался, – покачал головой босс. – Наверное, мне уже давно следовало бы установить плату за прием на работу, а я, дурак, вместо этого еще и жалованье вам плачу.
– Это непростительная оплошность с вашей стороны! – поддакнул я. – Мы с ребятами уже давно хотели вам об этом сказать, но… видите ли, некоторые особо чувствительные люди очень огорчаются, когда им не удается задействовать свой потенциал на полную катушку. Вот мы, грешным делом, и подумали, что вы, наверное, тоже из их числа.
– Теперь мне все ясно, – ухмыльнулся босс, проявляя при этом гораздо больше выдержки, чем я от него ожидал. – Моя ошибка в том, что все это время я был чересчур щедр и слишком великодушен.
– Мне очень неприятно говорить вам об этом. Терпеть не могу жаловаться, но такова жестокая правда. Взять хотя бы крышу на нашем бараке – затейливый узор из дыр придает ей огромное сходство с ажурной сорочкой, что, видимо, было задумано специально для того, чтобы, даже лежа на койке, мы могли любоваться звездами.
