случилось. В любом случае, ее смерть была спокойнее, чем у капрала. Мне жаль.
Рипли молча это переварила. Затем ее плечи затряслись, а из глаз потекли слезы. Но на том и всё: ни воплей, ни криков, ни злобных выкриков в адрес несправедливой, равнодушной Вселенной.
«Малышка Тритончик. Тритончик, которой так и не выпало шанса. Но теперь она хотя бы была свободна…»
Вытерев глаза, Рипли посмотрела на то, что осталось от криокапсулы девочки. И внезапно нахмурилась. Лицевая панель оказалась разбита, что неудивительно, но металл под ней был странно обесцвечен. Рипли нагнулась вперед и провела пальцами по пятну.
Клеменс смотрел с любопытством.
– Что такое?
Рипли выпрямилась, на лице отразились иные ее эмоции – в голосе уже не звучало беспокойство, исчезла нежность, которая чувствовалась прежде.
– Где она?
– Я же сказал – в морге. Ты не помнишь?
Он с беспокойством уставился на женщину, озабоченный предположением, что, возможно, она странно реагирует на что-то из содержимого капельницы.
– Ты дезориентирована. Половина систем в твоем организме все еще считают, что находятся в криосне.
Рипли повернулась к нему так резко, что он вздрогнул.
– Я хочу увидеть то, что осталось от ее тела.
– Что значит «что осталось»? Тело не повреждено!
– Да? Я хочу его увидеть! Мне нужно увидеть самой!
Клеменс нахмурился, но воздержался от вопросов. Было что-то в выражении ее лица… Одно было ясно: в этой просьбе ей было нельзя отказать. Да и не то, чтобы для этого имелись какие-то причины… У него было ощущение, что желание Рипли увидеть труп никак не связано с ностальгией. При столь кратком знакомстве было сложно понять, какова эта женщина на самом деле, но излишне нервной она не была, это точно.
Спиральная лестница была узкой и скользкой, но экономила время, потому что от хранилища, куда поместили спасательную шлюпку, идти было далеко. Клеменс больше не мог сдерживать любопытство.
– У твоей настойчивости есть какая-то причина?
– Мне нужно убедиться в том, как именно она умерла, – ровно откликнулась Рипли. – Что причиной смерти девочки не было нечто другое.
– Нечто другое? – в иных обстоятельствах Клеменс мог бы и оскорбиться. – Ненавижу повторяться в деликатных вопросах, но было достаточно очевидно, что ее капсула раскололась, и она утонула.
Он чуть подумал и уточнил:
– Она была твоей дочерью?
– Нет, – так же ровно ответила Рипли. – Она не была моей дочерью. Моя дочь умерла давным-давно.
Она говорила, избегая смотреть ему в глаза. Но, разумеется, она все еще была слаба, и ей нужно было концентрироваться на узких спиральных ступенях.
– Тогда к чему эта необходимость?
Вместо того, чтобы ответить напрямую, Рипли сказала:
– Несмотря на то, что мы не были родственниками,
