собой, ты так думаешь. А если ты так думаешь, то это автоматически становится истиной, не так ли? Ты в два раза моложе меня, но все знаешь лучше всех. Но ты даже представить себе не можешь, как я скучаю по моей доченьке и как тревожусь за нее.
– Само собой, я ее поддерживаю, – произнесла я после паузы. – Если она сама этого хочет, я сделаю все от меня зависящее, чтобы ей помочь.
Я в полном отчаянии. Что они вообще понимают? Случается ли им лежать всю ночь без сна, переживая за свою родную кровиночку? Знают ли они, каково это – видеть, как твой единственный ребенок все больше отдаляется от тебя? Изабелла с каждым днем все больше ускользает от меня. Они не понимают, они даже представить себе не могут, что это такое. Бесполезно пытаться им что-то объяснить. Я допиваю кофе и ухожу сдавать смену.
Мой старенький «ниссан», слава богу, завелся с первой попытки. Прежде чем выехать с парковки, я протерла запотевшие стекла рукавом. Проехала по Хемгатан, выехала на Фалувеген. Позади меня загудел другой водитель, мигнул мне. Меня обогнал молодой парень и показал мне средний палец. Да-да, я должна была остановиться перед перекрестком. Просто слишком много всего. Мысли вертятся в голове, как сумасшедшие. Я сама не своя.
Я свернула к дому. Долго сидела в машине и размышляла. Приятно было уйти с работы, но мне не хотелось домой, где меня ждала только пустота. Если бы Изабелла захотела снова вернуться домой! Тогда мы были бы вместе. Как прежде. Все стало бы, как прежде.
К моему величайшему удивлению, она позвонила вчера и рассказала о психотерапии. Раньше эта тема была табуирована. Изабелла отказывалась что-либо рассказывать. Даже вела себя совершенно нагло: заявляла, что меня это не касается. Теперь она в полном восторге. Говорит, это так много ей дает, от терапии такая польза! Но когда я спросила, что именно это дает, она не захотела отвечать. Но все в группе как бы на ее стороне, понимаешь, мама?
Нет, не понимаю. Совершенно не понимаю я этого.
В моем представлении свои проблемы нужно решать самому, просто по-другому никак. Я хочу, чтобы Изабелла разговаривала со мной, а не с какими-то случайными людьми в группе психотерапии. Кто знает, что это за люди, какое у них прошлое, что они там ей насоветуют? Я хочу, чтобы мы во всем разобрались сами, чтобы мы с ней сели и поговорили. Но придется дать ей сначала попробовать другой путь. Посмотрим, увидим. Настанет момент, когда все разрешится, уж об этом я позабочусь.
Моя сумочка лежала на заднем сиденье, и я с трудом повернулась всем телом, чтобы дотянуться до нее. У меня все занемело. По дороге к дому я остановилась и потянулась. Забыла почту. Повернувшись, я пошла назад.
Почтовый ящик на воротах я купила на аукционе вскоре после того, как мы переехали сюда. Он сделан в форме домика, с резными наличниками и заборчиком, с тонкими изящными деталями. Я просто не могла устоять.
Но потом Изабелла врезалась в него на велосипеде, так что он свалился и заборчик сломался. Сколько ей тогда было? Кажется, семь. Я расстроилась и, вероятно, немного рассердилась. Изабелла тоже огорчилась. Ханс отремонтировал домик, насколько это
