обратно и наконец часам к пяти создал самую лучшую карикатуру из когда-либо мной виденных».
Последовали недели мучений. В конце концов Берта набралась духу и послала картину в Салон, после чего тут же впала в отчаяние и взвинтила себя до состояния, грозящего реальной болезнью. К весне 1870 года, все еще пребывая в полубезумном состоянии, она решила отозвать свою работу. Мадам Моризо написала соответствующее письмо и получила картину обратно, но тут возникла проблема: что сказать Мане? Вероятно, именно поэтому картина вскоре снова оказалась в жюри Салона, которое ее благополучно пропустило.
К тому времени Мане уже серьезно вовлекся в группу. Базиль нарисовал углем блестящий шарж: Мане за мольбертом, в длиннополом элегантном сюртуке с безупречным воротником и манжетами, в цилиндре, щегольских облегающих брюках и модных штиблетах без шнуровки – бульвардье за работой.
Между ним и Базилем завязалась тесная дружба. Базиль снова переехал – в съемную комнату на улице Кондамин, где жил вместе с хозяином и его семьей, а рисовал в двухэтажной студии в саду. Он все еще пытался вести привычный образ жизни, одалживал деньги у хозяек светских салонов и каждое воскресенье ужинал у Лежоснов, которых уговорил приобрести один из натюрмортов Мане.
В отличие от Сезанна Базиль не был удачлив в любви. Родители уже оставили попытки убедить его жениться. В любом случае он (так же, как Дега) считал, что художнику, вероятно, лучше оставаться свободным от семейных уз, чтобы продуктивно работать. Он нарисовал свою студию: на большой картине видны огромное, дающее много света окно и лестница, ведущая на верхний этаж; среди друзей, собравшихся вокруг мольберта и беседующих, стоя на лестнице, – Мане, Моне, Ренуар и Сислей.
Мане, навестивший его в студии, приписал фигуру, в которой можно было узнать самого Базиля.
Фантен-Латур тоже изобразил их всех вместе в другой студии (то ли в собственной, то ли в студии Мане). На его картине все столпились вокруг Мане, который, элегантно расположившись перед мольбертом, излучает обаяние и притягательность. Базиль и Ренуар также рисовали друг друга: по портретам, на которых они изображены в расслабленных, непринужденных позах, легко предположить, что и их связывала тесная дружба.
Сплоченность группы казалась бесспорной, но перед художниками по-прежнему стояла проблема завоевания публики. Несмотря на первоначальный успех морских пейзажей и портрета Камиллы, жюри Салона в течение двух последних лет отклоняло произведения Моне и произведения других участников группы. Если не считать Мане, который стал настолько знаменит, что они не решались отлучить его, члены жюри, казалось, задались целью не допускать группу до выставок. Проблема, как объяснил отцу Базиль (в письме от 1869 года, датированном «вечером пятницы»), состояла в том, что председатель жюри Жан-Леон Жером, почтенный академик, считал их «бандой сумасшедших» и твердо вознамерился держать на дальней дистанции.
