давались только лично и не передавались по наследству. Однако он был сенатором, который укрепил престиж своего рода и удерживал его на небывалой высоте. От молодого человека, наследовавшего богатства и имя Юлия Цезаря, неизбежно ожидали, что он приумножит успехи фамилии на политическом поприще. Разумеется, не обязательно было их добиваться немедленно, но со временем, по достижении соответствующего возраста ему бы просто надлежало вступить в политическую жизнь и показать себя достойным имени Цезаря.
Если Октавий принимал наследство, к чему его никто не принуждал, это было делом добровольным, то он тем самым обязывался соответствовать возлагавшимся на него политическим ожиданиям, связанным с его новым именем. Различие между основным наследником и сыном не отличалось ясностью, даже если речь не шла о полном усыновлении. Существенные различия возникали в силу некоторых технических деталей. Сын, родной или усыновленный, наследовал права отца надо всеми его вольноотпущенниками, а у Юлия Цезаря их было немало, причем зачастую весьма богатых, которым надлежало поддерживать его как своего патрона, голосуя за него, предоставляя в его распоряжение имевшиеся у них средства. Без официального усыновления Октавий едва ли смог бы получить законные права, хотя это не означало, что некоторые или все вольноотпущенники диктатора не выбрали бы его своим патроном.[157]
В Брундизии Октавий получил одно письмо от Филиппа, а другое – от Атии, которые к тому времени уже знали об условиях завещания. Они также сообщали, что гнев народа против заговорщиков, несмотря на объявленную амнистию и сохранявшуюся поддержку со стороны многих сенаторов, по-прежнему велик. Однако кровавой бани не произошло, как и нападений на семью Юлия Цезаря с целью мести. Это, впрочем, отнюдь не значило, что молодой человек мог чувствовать себя в безопасности, вступая в политику как наследник Юлия Цезаря. Он был на десять с лишним лет моложе возраста, установленного для занятия должностей и вхождения в число сенаторов, однако имя Цезаря должно было притягивать внимание и наверняка навлекало на него вражду, с которой ему предстояло бороться, чтобы взять верх или просто хотя бы выжить. Его отчим уже подумывал о выборах своего сына в консулы на 41 г. до н. э., где ему пришлось бы соперничать с Брутом и Кассием, и не был заинтересован в том, чтобы Октавиан слишком рано начинал карьеру. Его мать проявляла меньше колебаний, но в целом тоже предпочитала осторожность. Наши источники могут преувеличивать, ибо относятся к более позднему времени и основываются преимущественно на воспоминаниях Августа. Образ молодого героя, отказавшегося следовать советам более опытных старших родственников, имел давнюю литературную традицию, начиная от Ахиллеса и кончая Александром Великим. У Аппиана Октавий даже цитирует, обращаясь к Атии, слова Ахиллеса к его матери Фетиде из «Илиады».[158]
Это отнюдь не означает, что не стоило быть осторожным, и по крайней мере в письмах Октавия
Антоний отказался от своей части отцовского имущества: Cicero,
Nic. Dam.
