того, их командующему отчаянно не хватало денег, что затрудняло выплату жалованья войскам и обеспечение их продовольствием. Накануне осады защитники города зарезали всех вьючных и ездовых животных, а заменить их было непросто. У Децима Брута отсутствовали хорошая конница или обоз, чтобы иметь возможность выступить в поход. Наиболее боеспособной частью армии оставались легионы, преданные юному пропретору, а ветераны Юлия Цезаря не испытывали симпатий по отношению к одному из его убийц.[213]
Теперь молодой Цезарь уверенно контролировал свои и консульские легионы. Позднее его обвиняли в том, что он приказал убить Гирция или даже сделал это сам, а затем способствовал смерти Пансы, чтобы взять под свое начало его войско. Уверяли, будто личный врач последнего был схвачен и допрошен, поскольку состояние консула неожиданно ухудшилось. Подобные слухи, несомненно, основывались на суждениях задним числом и пропагандистских потребностях бесконечной гражданской войны, и вряд ли во всем этом есть хоть какая-то доля истины. Римские военачальники руководили сражением, находясь близко к боевой линии, представляли собой удобную мишень в своих алых плащах и роскошных доспехах, рискуя пасть жертвой дротиков или отчаянных голов из числа неприятельских воинов, которые хотели таким образом добиться славы. Путаница неизбежна в гражданской войне – ведь сражались между собой люди, имевшие одинаковую экипировку, что увеличивало опасность. В первой битве при Галльском Форуме одного из командиров Марсова легиона[214] едва не убили новобранцы Пансы, которые лишь в последний момент поняли, что он свой.[215]
Гибель обоих консулов явилась результатом скорее случайности, нежели замысла, однако это не меняло того важного обстоятельства, что теперь Цезарь оказался во главе семи или восьми легионов.
Снова Рим
Слухи о победе Антония (возможно, о поражении людей Пансы) достигли ушей сенаторов прежде, чем стало известно все, что произошло под Галльским Форумом. Обоих консулов и Цезаря превозносили за достигнутый успех, хотя последний сыграл лишь косвенную роль в случившемся. Сообщение о снятии осады с Мутины вызвало у Цицерона и тех, кто разделял его страх перед Антонием, еще бо́льшую радость. Сенат объявил о проведении пятидесятидневных благодарственных молебствий, что превосходило даже почести, оказанные Юлию Цезарю, и совершенно очевидно представляло собой празднование победы в гражданской войне. Антония наконец-то объявили врагом народа, а Брута и Кассия признали законными правителями провинций и предводителями армий. Ликование разделяли далеко не все – например, Азиний Поллион, наместник одной из испанский провинций, давний сторонник Юлия Цезаря, в письме к Цицерону оплакивавший бессмысленную смерть столь многих достойнейших сынов Италии.[216]
Децим Брут сделал все, что мог, однако не сумел воспрепятствовать
App.
Сервий Сульпиций Гальба. –
Cicero,
Cicero,
