несся до нее едва различимый крик, словно из-за края земли. Но Ольга даже не обернулась.
Прижавшись щекой к теплому расщепленному стволу, она услышала доносившееся из него протяжное пение.
– Мама, – с улыбкой прошептала девушка, не замечая, как тонкие корни оплетают ее ступни, и как зеленые ветки живыми змеями путаются в волосах.
“Не засыпай! Беги!” – кричал далекий голос, но ей было все равно. Спокойствие вместе со сладкой дремотой медленно наполняли ее.
И вдруг блаженство разбилось и рассыпалось вдребезги.
Она опять попала в тот вечер, что пережила уже сотню раз.
Город стонал, гудел и трещал в объятиях пламени. Темнеющее небо заволоколо едким дымом. Княжий двор кипел мечущимися лошадьми, развевающимися плащами и блеском мечей. Прильнув к краю окна, Ольга не могла отвести от них взгляда.
– Не гляди, княжна, не надо! – бормотала старая Феодора, трясущимися руками зажигая лампады у икон. – Помолимся… Да будет все по воле Божьей…
– Тебе что, огня мало? – прикрикнула на нее Ольга, обернувшись. – Потуши немедленно!
Метнувшись к иконам, княжна принялась торопливо задувать крошечные язычки пламени, которые виделись ей частичками пробравшегося в горницу пожара.
Феодора охнула, всплеснула руками и запричитала:
– Голубушка, Ольга Святославовна, как же можно? Святые лампадки!..
– Оставь меня одну! – потребовала княжна. Феодора разрыдалась, но ослушаться не посмела. Ольга заперла двери за ее спиной. Звякнув монистами и узорчатыми височными кольцами, она упала на колени перед образами и склонилась в земном поклоне.
– Отче наш… – прошептала Ольга и умолкла, не в силах больше произнести ни слова. Как молиться, когда задумала страшное? Слезы обожгли ей глаза, закапали на половицы. Никто не готов принять смерть в неполных шестнадцать лет.
Но живой она им не достанется. Видела Ольга, как брата ее, младенца, насадили на пику и скинули в ров. И как красавицу Марию, кормилицу, распластали на телеге и насыщались ею по очереди. А когда ее полное гладкое тело обмякло, Марию сбросили вниз, на дорогу, и по ней, спотыкаясь, промчались горячие кони.
Поднявшись, Ольга смахнула капли с ресниц и принялась снимать нательный крест, но он не хотел сниматься, цеплялся за тугую светлую косу.
Стук засова за спиной заставил девушку вздрогнуть.
“Не успела!” – пронеслось у княжны в голове. Решение пришло мгновенно. Ольга метнулась вперед, к окну – и ударилась о широкую мужскую грудь.
Прямо перед ней стоял Безродный, немой раб ее отца, привезенный из дальнего похода много лет назад. Невысокий, могучий в плечах, он внимательно смотрел на Ольгу льдистыми серо-голубыми глазами. В темных волосах и бороде вспыхивали отсветы пламени.
– Как ты сюда попал? А ну поди прочь! – приказала ему Ольга, с досадой топнув ногой. Только вот хватит ли ей решимости броситься в окно во второй раз, она уже не знала.
Безродный чуть склонил голову вбок и усмехнулся.
– А ты мне не приказывай, тебе я не слуга, – проговорил он, и звук его голоса, густой и низкий, ошеломил Ольгу.
– Ты… ты можешь говорить? – прошептала она, отступая назад.
Снизу послышался грохот и треск – захватчики ломали двери терема. Княжна вздрогнула и побелела, как полотно.
– А если я попрошу убить меня, ты тоже скажешь, что ты мне не слуга? – с вызовом спросила она, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно тверже.
– Я скажу: снимай с себя побрякушки.
– Что?..
Кровь прилила ей к щекам.
– Требуешь плату за службу? Ты золото на тот свет заберешь?
Ольга стащила с пальцев перстни и швырнула их воину в лицо.
– На, владей, собака безродная!
Но тот даже бровью не повел, а просто стоял и смотрел, как падает на пол расшитый пояс, и монисты, и все другие украшения одно за одним.
– А прежде чем я умру…
Она замахнулась было ладошкой, но Безродный поймал ее за запястье.
– Ешь, – сказал он, и насыпал ей в ладонь щепоть черного порошка.
Ольга обмякла.
– Яд?.. – прошептала она.
– Запоры треснули, – вместо ответа сказал Безродный. – За два-три удара они сломают двери, так что поспеши.
Зажмурившись, Ольга съела порошок.
Волна чудовищного грохота оглушила ее. Зажав уши руками, она еще крепче
