тянулась за ним. Потом наступил закономерный итог: он запнулся за скатерть и вновь рухнул на землю.
– Я этого так не оставлю! Урою!!! – лысый метеор кинулся в дом. – Всех возьму за хоботы! Вы мне сейчас ответите! Я ужас, летящий на крыльях ночи!
– Витя! – бежала следом супруга. – Витя, одумайся!
Гости опасливо сбились в кучку и жужжали как взбудораженный ночными медокрадами улей.
Из дома выскочил отец, сжимая в руках ружье.
– Молитесь теперь, падлы городские! – вскинул ружье кверху и жахнул дуплетом в бездонное-синее летнее небо, испуганно смотревшее на творящееся безумие. – Смерть пришла ваша! Победитель темных сил – Костромин!!! От винта!!! Зигзаг, ко мне!!!
Испуганные гости кинулись через ограду из толстых горизонтальных жердей в сад. Колька Лобан, черный пиджак на котором сидел, как на барсуке седло, смущенно и неуверенно улыбаясь, шел к отцу.
– Зигзаг, от винта!!! – надрывался тот. – Покажем городским буржуям, где раки зимуют!!! Наших бьют!!!
– Витя, не надо, не надо, Витя! – визжала мачеха, прыгая вокруг него, как Моська вокруг слона. – Это же твои родственники! Это уважаемые люди!
– Коля, не позорь перед людьми! – схватила мужа за рукав пришедшая в себя Лобаниха. – Не вмешивайся, это семейное дело.
– Семейное? – неуверенно улыбнулся Колька и зарядил в торец пробегавшему мимо дяде Володе. – Неча наших забижать.
Дядя рухнул на мягкую землю и свернулся в позе зародыша, видимо, думая, что будут бить ногами. «Повисло напряженное, гнетущее молчание», – как пел классик. Гости убегали, дядя корчился на земле, Лобан и Лобаниха смотрели на него, папаша тупо стоял и смотрел на ружье.
– Забыл, как оно открывается, – сказал, неуверенно глядя на меня.
Я осторожно приблизился.
– Там рычаг надо сдвинуть, – посоветовал Лобан, примериваясь, стоит ли пнуть поверженного.
– Давай, помогу, – сказал я папаше. – Дай, я открою.
Он доверчиво протянул оружие.
– Одни только дети меня понимают, – густые мутные слезы обильно покатились по сморщенному яблоку лица. – Только они не бросили, не предали, у-у-у-у.
Папенька притянул меня и, крепко обняв, уткнулся тяжелым скользким лбом в мое плечо, давясь неразборчивыми рыданиями и обдавая запахами перегара, горчицы, хрена и сгнившей капусты.
– Успокойся милый, все хорошо, – угрем вклинилась между нами Наташа. – Ты просто устал. Сейчас поспишь, и все наладится. Влад, помоги отвести отца в спальню.
Я передал ружье осторожно подошедшему Пашке, который сразу же начал носиться с ним по двору и кричать «Пиф! Паф!», направляя в сторону запуганных гостей, а мы с мачехой повели отца в дом.
– Первоапрельский капустник вам в задницы, – обернувшись на крыльце, выкрикнул папаша. – Маруся еще вернется!!!
– Пошли, милый, пошли, – ворковала Наташа. – Поспишь, протрезвеешь,
