ответил я.
– Макароны?
– Да. Еще хорошо яйцо в них.
– Яичница?
– Нет, просто в горячие макароны сырое яйцо вылить, посолить и перемешать – вкусно.
– Бедный ребенок. До чего же вас мать довела! А вот у меня, например, подруга есть. Так ее сам Газманов к себе на подтанцовку звал…
– Дочка у мамы просила кроссовки. Сходи-ка ты милая на подтанцовку, – мгновенно отреагировал отец.
– А кто такой Газманов? – спросил Пашка.
Повисла тишина.
– Скажите спасибо Наташе, что вы как дикари невоспитанные? – внес завершающий аккорд в знакомство папенька.
– Спасибо, тетя Наташа! Было очень вкусно.
– Скажите, как вам понравилась тетя Наташа, – продолжал командовать отец.
– Вы как эта самая, как Непердите! – восхищенно сказал Пашка.
– Чего?! – вылупилась Наташа.
– Ты что несешь, байстрюк? – грозно сдвинул брови отец.
– Ну, царица египетская, – испугавшись, начал объяснять Пашка.
– Нефертити, придурок! Это он слова путает.
– Ого, Паша сделал мне комплимент, – блеснули золотые зубы.
– А теперь свободны! – отпустил отец. – Идите, делами займитесь.
– Кстати, – остановил нас голос Наташи, – что это у вас такое? – ткнула пальцем в висевшие в дверном проеме моей комнаты самодельные шторы, сделанные матерью из конторских скрепок и ненужных открыток6.
– От бывшей осталось, – смущенно пояснил отец. – Я как-то недоглядел, а дети сами недотумкали снять.
– Эту пошлость надо убрать. Такие аляповатые самоделки признак безвкусицы. Не удивительно, что у вас тараканы жили. Только тараканам такое убожество и нравится.
– СтаршОй, сними хрень, – распорядился папаша. – Наташ, мне самому эти висюльки не нравились. Постоянно за них цепляешься, звенят, нельзя подкрасться…
– Витя, а к кому ты подкрадывался? – заинтересовалась она.
– Ну, я это, – засмущался, – сказал, как говорится, образно. Ни к кому я не подкрадывался конкретно.
Разговор, услышанный, пока я снимал «наследие» матери, навел на мысль, что ушлый папаша скрывает от городской пассии свои заскоки насчет «борьбы с мировым злом» и «утки по найму»7.
– Дорогие мои дундуки, дайте я вас сейчас расцелую, дорогие мои дундуки, мы еще, мы еще повоюем, – благодушно запел под конец подвыпивший отец, а я вышел из дома.
– Слышь, батя не хочет ей говорить про свое супергеройство, – выйдя во двор, просветил брата, сидящего на пеньке.
– Почему?
– Откуда я знаю? Может у них в городе не принято со злом бороться?
– А если спрашивать будет?
– Чего она тебя будет спрашивать? Больно ты ей нужен.
– Про потрошки же спросила, – засмущался брат.
– Соврешь
См. рассказ «Пестрая лента».
См. рассказ «Черный плащ».
