рамках».
Говорили, что Романовский якобы в прошлом офицер, далее служивший в белой армии. По строгой выправке он действительно походил на бывшего военного, однако достоверно о нем никто ничего не знал.
Забегая вперед, можно сказать, что когда Погудин узнал о том, что его в Краснодар не берут и что он поедет туда только для того, чтобы сдать дела новому главному бухгалтеру, он напился до безобразия, ходил по улицам возле «Зерностроя» и громко кричал. Ругая Березовского, он заявлял, что раз его так оскорбили, то он этого не простит и это дело так не оставит. Что все махинации конторы он раскроет. Что сам сядет в тюрьму, но потянет за собой и всю контору. Поскольку эти крики были пьяными криками вообще без указания конкретных лиц, да, кроме того, к пьяным дебошам Погудина в Армавире уже привыкли, никто на них внимания не обратил.
Ну а если бы кто-нибудь по-серьезному занялся проверкой бухгалтерских документов ликвидирующейся конторы «Зерностроя», он, вероятно, открыл бы немало любопытных фактов. Кое о чем догадывался, а кое-что знал и Борис Алешкин, но после разговора с Дмитрием Сердеевым, посоветовавшим ему о виденном и слышанном помалкивать и не в свои дела не вмешиваться, он промолчал. Между прочим, Сердеев сказал:
– Если будешь все рассказывать да раскапывать, ни на одном месте не удержишься.
Борис и сам заметил, что в окружающем его мире все как будто немного изменилось. Как-то уменьшилась былая принципиальность отдельных большевиков и все, в том числе и члены партии, стали отдавать внимание не только выполнению своих служебных, производственных и партийных обязанностей, но и своему личному благополучию. Они старались при каждом удобном случае улучшить свое материальное положение и, по-видимому, не всегда праведным путем.
Даже Дмитрий Сердеев, бывший когда-то для Бориса Алешкина, если и не эталоном коммуниста, то, во всяком случае, положительным примером, во время совместной жизни в Армавире показал себя далеко не безупречным.
Он курировал пивзавод, и иногда ему привозили оттуда пиво, или с консервного завода – ящиками же консервы, и Борис не видел, чтобы Дмитрий за эти приношения расплачивался.
Такое же мздоимство, в виде всевозможных угощений и подарков со стороны подчиненных конторе управлений, имело место и в «Зернострое». И ни Березовский, ни другие руководители-коммунисты, не говоря уже о беспартийных, этими знаками внимания не гнушались.
Кроме того, у Бориса Алешкина еще были свежи воспоминания и о совсем еще недавней его жизни. Ведь он, собственно, именно он, открыл махинации Семенова и Ситина в Тралтресте. Он возбудил против них уголовное дело, и ему же это дело поставили в вину. Больше всех пострадал он, тогда как все остальные руководители треста остались в стороне и, по существу, отделались легким испугом.
Так стоило ли вмешиваться и ковырять все злоупотребления, имевшиеся в конторе «Зерностроя», тем более что их еще не так-то
