и сказал:
– Ну, товарищ начсандив, придется нам немного позагорать. Пока фрицы свою норму снарядов не израсходуют, дальше ехать нельзя, а здесь нам безопасно. По-видимому, они сегодня вон тот район около Путилова будут обрабатывать. Я съеду чуть-чуть в сторонку, вон к тем елочкам, там колея видна, так что не провалимся. Посидим, покурим, пока эта заваруха кончится.
– Но там же, куда ты показал, хлебозавод стоит, – встревоженно заметил Борис, – значит, его накроют?!
– Вряд ли, немцы стреляют в определенном порядке, вчера обрабатывали район немного южнее дороги, сегодня передвинулись к северу, наверно, еще вчера наш хлебозавод передислоцировался на другое место.
– Эдак и нашему медсанбату придется с насиженного места уходить?
– Да нет, нам вряд ли придется, вы ведь слышали, что тяжелые немецкие снаряды все время через нас перелетают. Значит, они считают, что этот район обстреливать нечего, что он пуст. Конечно, если «рама» нас обнаружит, ну, тогда… Все может быть. Или если они квадраты поменяют, или какой-нибудь их артиллерист в расчетах ошибется, тогда и по нам могут ударить. Но у немцев таких ошибок не бывает, уж больно они аккуратны.
Борис удивился таким рассуждениям, услышанным от простого шофера, и не замедлил высказать это удивление своему собеседнику. Тот в свою очередь удивленно взглянул на Алешкина и сказал:
– Так ведь я Бубнов. Разве вы не знали?
Борис вновь недоуменно пожал плечами и ответил:
– Знаю, что вы Бубнов (невольно перешел он на «вы»), но откуда у вас такие артиллерийские познания? Вы что, в артиллерии служили?
Бубнов невесело усмехнулся:
– Значит, вы и в самом деле ничего не знаете. А я думал…
Я, действительно, артиллерист и в прошлом командовал артиллерийским дивизионом. Но за родственную связь с «врагом народа» Бубновым Андреем Сергеевичем, бывшим начальником политуправления РККА, а после Наркомом просвещения РСФСР, который мне дядей доводится, я в 1937 году был разжалован и арестован. Три года пробыл в лагерях, и только перед самой войной выпущен.
При мобилизации я сказал, что я шофер, я и на самом деле хорошо знал шоферское дело. Ведь мой дивизион состоял из новейших противотанковых орудий и находился на автотяге, так что командир обязан был знать автодело даже лучше, чем обыкновенный шофер…
Борис смущенно промолчал.
Он уже и раньше не раз задумывался о «врагах народа», ведь у него и у самого был такой «враг». Что-то тут уж больно неладно… – думал он. Но своих сомнений никому не открывал. Такое время было, что сомнения в правильности действий НКВД или Сталина лучше было никому не открывать. Даже самому близкому человеку.
Поэтому и сейчас он никак не прореагировал на рассказ Бубнова, а, немного помолчав, сказал:
– Кажется, налет-то кончился, поедем.
Они сели в машину и после двух-трех таких же вынужденных остановок добрались
