знала.
Перро подняла робота на пару сотен метров в высоту и оглядела океан. Ничего похожего на судно водолазного обеспечения там не было. (Может, подлодка?) Внизу, выполняя программу, пролетел на юг еще один «овод», гигантский металлический жук, которого не тревожила загадка, так смутившая его предшественника.
А где-то там, под волнами, кто-то прятался. Не беженка. По крайней мере не обычная беженка. Она выползла на берег уже после апокалипсиса, страдая от голода. Женщина с механизмами в груди.
А может, это была машина, которая лишь притворялась человеком.
Су-Хон прекрасно знала, каково это.
Смертное ложе
Он из принципа не следил за временем. В той сфере деятельности, где был занят Лабин, таким трюкам учились быстро. Учились сосредоточиваться на настоящем и забывать о будущем. Он даже попытался направить процесс вспять, развернуть стрелу времени и стереть прошлое, но это оказалось не так-то легко.
Впрочем, не важно. После целого года беспросветной ночи – после земли, с треском раскалывающейся внизу, после Тихого океана, неумолимо и безжалостно давящего все живое гидравлическим прессом, – он заплакал от благодарности, вновь ступив на сушу и вспомнив это полузабытое ощущение. Вот трава. Птицы. Солнечный свет. Он оказался на паршивой крохотной скале, затерянной где-то посреди водной пустыни. Сплошной лишайник, высохшие кусты и долбаные чайки, но никогда еще Лабин не видел места красивее.
Лучше места, чтобы умереть, Кен придумать не мог.
Он проснулся под чистым голубым небом, находясь на глубине в тысячу метров.
Пятьдесят километров от станции «Биб», может, пятьдесят пять от эпицентра. Сияние от взрыва так далеко проникнуть не могло. Кен не знал, что видел в это мгновение: возможно, излучение Черенкова. Какой-то малоизвестный эффект от воздействия гидроударных волн на зрительный нерв. Иллюзию остаточного света, омывающую бездну глубокой, пронзительной синевой.
И пока рифтер висел там, словно соринка, застрявшая в желатине, небольшая ударная волна, громыхая, подкралась снизу.
Древняя часть мозга Лабина, сохранившаяся от далеких предков, живших на деревьях, залепетала в панике. Более новый модуль заткнул ей рот и взялся за вычисления: продольная волна быстро идет сквозь материковый грунт. От нее перпендикулярно поднимаются дополнительные: как раз такие толчки, как он только что почувствовал. Катеты прямоугольного треугольника.
А значит, скоро должна грянуть гипотенуза: ударная волна, пробивавшаяся сквозь застойную среду с гораздо меньшей плотностью, чем у морского дна.
Двигалась она медленнее, но была во много раз сильнее.
Пифагор давал всего двадцать секунд.
Лабин обладал иммунитетом к абсолютному давлению: механизмы в грудной клетке давным-давно избавили от внутренних газов каждую пазуху, каждую полость, каждый уголок тела. Кен провел целый год на
