стуча в то, что попадалось на пути. Но и этого не хватало для выплескивания злости. Узница ударилась головой о каменную стену. Перед глазами поплыли красноватые круги. Замерев в горячем мареве, сообразила, что не ощущает боли, найдя ушиб слабым, разбежалась… и повторила удар.
Гул тысячи стальных проводов вклинился в уши, наполняя череп скрежетом и звоном. Раздувая ноздри, женщина настырно добивалась желанной боли, стуча лбом в одно и то же место. Устав от пустых усилий, впала в отчаяние. Скрежеща зубами в продолжительном стоне, впилась пальцами в камни, оставляя на зазубринах преграды частицы ногтей и кожи.
Однако стенания не принесли облегчения. Она завыла волчицей… протяжно… заунывно. Голос поднимался из живота. Чувствовалась в нём безмерная тоска. Но и он не отыскал отклика не в чьей душе: никто не появился на пороге, не посмотрел в волчок, глухие стены не жаждали внимать страданию.
Наперекор всеобщему равнодушию, узница решила не подчиняться источнику страдания. Вновь заметалась, атакуя стены и дверь. Лишь ощущение тёплого скольжения по виску и лицу заставило затихнуть. Сгорбившись, коснулась бегущей струйки, и резко убрала руку, точно обожглась. Леденящая догадка пробила током:
– Я что, лысая? – прошептали распухшие от слёз губы.
Чтобы развеять сомнение боязливо ощупала голову. Вытерла с лица то… тёплое, густое и липкое. Пригляделась к ладоням. Понюхала и даже собралась отведать на вкус. Почти дотронулась красного пятна кончиком языка. Сознание опередило действие, подсказывая, что это могло быть. Сжав зубы, отёрла ладони о штаны. Часть крови впиталась в ткань, другая – ржавчиной въелась в складки кожи. С окровавленной головой застыла бедняга, как дополнение к равнодушному ужасу незнакомого и пугающего помещения.
Сколько сидела узница, сверкая глазищами разъярённого зверя, прислонившись к холодной стене, кто бы об этом поведал. Наверно, долго: затекли мышцы ног, колючие мурашки по телу усиливали изнеможение. Тяжело вздыхая, пошатываясь, направилась к скамье. Подойдя, обнаружила валявшийся скомканный матрас, рваное одеяло, и рухнула бесчувственной чуркой на горе-кровать.
…Полежала… затем села, обняв колени. Почувствовав озноб, закуталась в одеяло, притаилась, боясь пошевелиться и запустить холод. Глубоко в себе поскуливала всё той же волчицей, загнанной в тиски силков.
С оцепеневшим телом, за исключением сердца, пульсировавшего в ушах, тосковала, пока тёмно-синий мрак не завесил окно. Было ли это ночное небо, или что-то другое – не интересовало: узница, решила, не мешает уснуть, и передумала от звука приближающихся шагов. Вытянув шею, прислушалась…
Глава 6
Дверь открылась. Появилась голова, затем – нога и, боком, неуклюже, протиснулась смотрительница – Чугунная Баба. Привычным движением водрузила на стол ведро и чайник. Крышки громко звякнули. Женщина, вытянулась в стойке, терпя вновь головокружение, вспомнила метания по камере и сравнила себя
