учеников были детьми буров или африканеров – потомков голландских и французских переселенцев-протестантов, мигрировавших с юга континента. Отсюда и сохранившиеся элементы староголландской архитектуры. Многие из первопроходцев нашли упокоение на небольшом старом кладбище в районе Роудс-парк, где находился корпункт ТАСС. Их имена и поминальные слова на африкаанс до сих пор, хотя и не без труда, можно прочесть на покосившихся, разбитых памятниках.
В 1917 году паровоз доставил в Лусаку первый автомобиль – большой и просторный, с деревянным полированным корпусом и максимальной скоростью десять миль в час. Поглазеть на диковину сбежалась вся деревня, дотоле лицезревшая лишь повозки, запряженные быками.
Постепенно вырастали жилые, административные здания, мастерские. И все же, когда в 1930 году, зимней августовской ночью на станцию прибыл правительственный чиновник, выбиравший место для нового административного центра колонии Северная Родезия, Лусака показалась ему скорее захудалым пограничным пунктом, чем городом. «Самое бесплодное и пустынное место в Северной Родезии. Ветреное, холодное и жалкое», – написал он в докладной.
Тем не менее в пользу Лусаки сыграл ее здоровый, не вызывающий малярии климат и центральное положение. В мае 1935 года новую столицу провозгласили с приличествующей обстоятельствам помпой. Но только в 1962 году, после завершения строительства собора Святого Креста, Лусака получила полное право именоваться городом. К тому времени в ней обитали почти сто тысяч человек, а сейчас население приближается к двум миллионам.
Постоянно живущих белых осталось несколько тысяч, и большинство из них – люди весьма почтенного возраста, решившие после провозглашения независимости не возвращаться на историческую родину. Некоторым повезло найти на новом месте собственную нишу. Одного, вернее одну из таких счастливиц я встретил на вернисаже. На самом деле наше знакомство состоялось в первую же минуту пребывания на замбийской земле, только я об этом не догадывался. Гэбриел Эллисон, так звали художницу, знает каждый, кто хотя бы раз побывал в столице Замбии, пусть даже пролетом. На выходе из международного аэропорта пассажиров встречает одно из ее самых масштабных творений – огромное панно с изображением экзотических представителей замбийской фауны. Потом произведения Эллисон, созданные исключительно на местном материале, сопровождают повсюду: в гостиницах, конференц-залах, холлах общественных и частных зданий.
Многометровое панно, живописующее идиллическую сценку из жизни счастливой чернокожей семьи, высилось и у въезда в дом Гэбриел, стоявший в одном из престижных, бывших «белых», районов Лусаки. Тем большее удивление я испытал, узнав, что в жилах художницы нет ни капли африканской крови. А главным направлением ее творчества стали не монументальные работы, а миниатюры – почтовые марки.
– Тяга к контрастам у меня от отца, – рассказала Гэбриел. – Большой был непоседа и
