что когда-нибудь дневник будет обнародован.
Но прошли десятилетия, и товарищи посоветовали опубликовать этот старый, многие годы лежавший в столе дневник. После долгих раздумий я решился на этот шаг потому, что видел в своих записях человеческий документ времен Гражданской войны. В нем названы имена и в меру способностей показаны боевые дела многих советских борцов, по зову партии Ленина ставших грудью за власть рабочих и крестьян. Если дневник, непосредственно передающий подлинные события, в какой-то мере напоминает о революционном героизме масс, отстаивавших знамя и дело Великого Октября, издание его, думается мне, будет оправданно.
Наивность некоторых суждений, односторонность иных оценок и некоторые другие недостатки неудивительны – ведь в те трудные годы автор делал лишь первые жизненные шаги.
При подготовке дневника к печати возникла необходимость уточнить некоторые даты и имена, дать более ясное и подробное изложение отдельных моментов и фактов. За помощь, оказанную в этой работе, выражаю самую искреннюю признательность моим однополчанам и землякам товарищам Л. Дудину, А. Полуяхтову, И. Баженову, Ф. Григорьеву, А. Мясникову, М. Пиньженину, Г. Голикову, С. Пшеницыну, М. Тарских, П. Скворцову, А. Кузнецову, К. Чепурину, а также литературному редактору В. Кардину.
С мыслью о великой Ленинской партии и торжестве коммунизма, о героической Советской Армии, о первых товарищах по оружию, по политической работе я передаю этот красноармейский дневник давно минувших, но вечно живых лет в руки читателя.
Ф. Голиков
1918 год
В Камышлове
Сегодняшний день, 13 апреля 1918 года, запомнится мне навсегда. Такого еще не было в моей жизни за все семнадцать лет. Я стал членом РКП(б) – Российской Коммунистической партии (большевиков).
Пришел вечером домой, и захотелось записать, как все происходило.
В уком ходил с отцом. Он старше меня на 21 год. Но в партию большевиков вступали вместе.
Уком находится в доме, где раньше помещался кинематограф «Чудо», который содержал некто Сметанин. Мы туда часто ходили. Билеты у Сметанина были дешевые.
Разве думал я когда-нибудь, что в зале, где смотрел Глупышкина, Мозжухина и Веру Холодную, решится моя судьба?
Вход в зал прямо со двора. Ждали мы недолго, с полчаса. Отец молчит, волнуется. Я тоже волнуюсь. Слышим, зовут:
– Товарищи Голиковы, заходите.
Людей мало. На сцене – стол. За ним сидят наши товарищи из укома: Федоров, Подпорин, Цируль, Васильев. Я знал их в лицо, не раз слышал на митингах.
Федоров сначала обратился к отцу. Говорит просто, как с другом. У меня отлегло от сердца. Да и отец, вижу, спокойнее стал. Спрашивают его про партийную ячейку в волости.
Отец, вернувшись с фронта, решил: «Пойду с большевиками». Так же думали и его приятели-фронтовики. Они объявили себя партийной ячейкой, хотя в партию еще не вступили.
Федоров похвалил отца:
– Правильно сделал, принимаем тебя в РКП(б).
Потом стали задавать вопросы:
– Как работает волостной Совет?
– Как относятся к советской власти мужики?
– Многие ли сочувствуют большевикам?
Говорили с отцом минут, наверное, восемь, но мне эти минуты показались часом.
Наконец дошла очередь и до меня. Я ждал разных вопросов, а задали лишь один:
– Почему вступаешь именно в большевистскую партию?
– А как же? – удивился я. – Она за трудящийся народ борется.
Меня поддержали сразу несколько голосов:
– Правильно… Дело ясное – мы его знаем, он на митингах за большевиков выступает.
Я, и правда, выступал на митингах разок-другой против меньшевиков и эсеров, но не думал, что об этом известно членам укома.
Вышли мы с отцом на улицу, посмотрели друг на друга и обнялись.
Потом отец пошел заказывать печать для своей Борисовской партийной ячейки. Меня прихватил с собой и наказал получить печать, когда будет готова, а затем отвезти ему в деревню.
Пока мы ходили по улицам, я все время в уме отвечал себе на вопрос, который задали в укоме. В самом деле, почему мне вздумалось вступить именно в партию большевиков, а не в какую-нибудь другую? У нас хоть город и небольшой, а партий хватает. Были кадеты. Имеются меньшевики, эсеры. Есть анархисты: у них свой дом с черным флагом и свой вождь – долговязый Черепанов с большой черной бородищей.
На митингах произносят речи
