критики масс: в последнем счете. Но тогда, вначале, диагноз его подходил, как перчатка: у этой массы, не знаю по чьей вине (может быть, виноват был жесткий холодок их английского окружения) онемел тот именно нерв, который связывает единицу с суммой, с расой, с краем, человечеством…» [Там же, с. 62 – 63].
«Ты повернул глаза зрачками в душу, // А там повсюду пятна черноты» (Там же) – «Из всех воспоминаний моей жизни этот месяц, вероятно самое тяжелое – хочется даже сказать: отвратительное… Со всех сторон, особенно же со стороны официально-сионистской (жалею, что приходится это сказать, но должен), им нашептывали на ухо, что мы только дурачим себя и публику, что правительство никогда ни за что не согласится на особый полк и что вся затея… кончится подвохом. Со стороны правительства план наш явно не имел никакой поддержки. Ясно, что на такой почве подозрительности и сомнений уже не трудно было шайке хулиганов создать настроение паники, запугивать каждого, кто пытался серьезно вдуматься в наши проекты, что он предатель, что он помогает заманить своих братьев „не в Палестину, а в Верден“» [Там же, с. 88].
«Как часто нас спасала слепота, // Где дальновидность только подводила» (Там же) – «Через два дня после того, как на улицах Ист-Энда, Сого, Стэмфорд-Хила и других отрезков лондонского гетто появилось наше воззвание, Герберт Сэмюэл вызвал меня к себе в министерство внутренних дел. – Мы все вам очень признательны за эту инициативу, – сказал он. – Может ли министерство в чем-то вам помочь?.. Я поблагодарил и отказался. Искренне признаюсь, что я потом горько жалел об этом гордом, но непрактичном ответе. Слишком сильна оказалась во мне старая закваска российского радикализма, привычка смотреть на „начальство“, как на нечто нечистое, от чего порядочному человеку не подобает принимать какую бы то ни было помощь. Я забыл, что в Англии такое отношение к власти неуместно и нелепо» [Там же, с. 86 – 87].
Впрочем, трезвые, а подчас и горькие размышления автора «Слова о полку…» о представителях человеческого сообщества отнюдь не противоречат ироничному, а по иногда и юмористическому взгляду на их деяния. Взять хотя бы подчас отчетливо наблюдаемую неразбериху во взаимодействии между различными частями британской армии: «На полдороге к Эс-Сальту нас остановили, повернули и велели идти назад в долину. У англичан это тоже бывает, и часто: ступай вверх, потом вниз, а для чего – неизвестно. Они, в таких случаях, усмехаясь, цитируют знаменитую строку из Теннисона, из стихотворения о том, как под Севастополем погибло у них ни за что ни про что шестьсот отборных из конной гвардии: строка очень простая – Someone has blundered – «кто-то напутал». «Самая английская строка во всей нашей поэзии», – говорит Паттерсон (впрочем, он ирландец) [Там же, с. 177].
Опять-таки, прием насмешливой фокусировки может пригодиться и при оценке черт своих соплеменников: «Полковник Паунол, – сказал я, – очень доволен их успехами
