все больше лежал в избе, скрестив руки, вытянувшись, как покойник.
Молчал.
«Напрасно я, напрасно все это, – думал Николай, стоя на высоком речном берегу, глядя на военные китайские катера, бежавшие по реке с беспокойным стуком, – зря, – думал он, временами забредая в лес, не решаясь углубиться, высмеивая в себе странную, детскую трусость, – ну лес, – говорил он себе, – лес как лес, только разве темен, густ больно, а в остальном тот же. Деревья, кусты, лес, подлесок, бывает, что завален павшими деревьями – не перелезешь, бывает чист, бывает и полянка выберется, и солнце, а ягод, ягод!»
Последний разговор со стариком был короток. Сказал Николай, что назавтра уйдет окончательно, просто сказал, без нажима, без крика, потому что собрался.
– В последний раз по ягоды схожу недалеко, а ты подумай, дед, подумай, – проговорил он без всякого выражения, так, на всякий случай, и, постояв, услышал тишину.
Ничего не ответил тот.
Ничего.
Черника ковром стелилась от самого крыльца, выставляя сизые, набухшие ягоды, выхваляясь. Сгибаясь, подхватывая кисло-сладкие плоды, Николай шел, вспоминая густую тишину дома, лежащего старика. Глупое свое положение, и речи свои глупые, и стратегию, и тактику, тьфу! Деньги стал предлагать, сразу стал предлагать, поил и предлагал, с этого начал, дурак, с глупого начал, торопился, скорей хотел, спешка, вечная, проклятая спешка, а надо было выслушать, по душам поговорить, намолчался, небось, намыкался, один, один в лесу, один-одинешенек, а ему все некогда, все некогда – теперь будет время, теперь будет! И помечтать, и подумать, и погоревать! Не солоно хлебавши придется, уйти придется ни с чем, в другой раз когда еще, когда еще добраться до Байкала, до лесов этих, в которые ведут следы народа по имени Сталь? Разве хватит ему в другой раз денег, сил, решимости лететь сюда опять, плыть, ехать, идти, ползти, разве сможет он в другой раз, разве поднимется?! И теперь бы не поднялся, да друзья его, Соня и Джон, затеяли внезапную эту поездку в Китай, что простирался теперь до Карского и Баренцева морей, застелив шелковым своим одеялом пустынные Урал и Сибирь. Они уговаривали – он согласился, согласился поехать развлечься, как в последние годы ездили из княжества все, кто желал бессмысленных и шумных, дешевых китайских развлечений.
Подумал: заодно.
Только подумал.
Про Байкал вычитал он в архиве, в пожелтелых, пробитых точками казенных пишущих машин, бумагах – там было сказано, что народ этот – Сталь, сжимаясь и мигрируя, по некогда неохватной территории бывшей России, в последний раз был замечен за Байкалом, с тех пор следы его терялись, упоминания более не встречались, и о судьбе народа оставалось только гадать. «Какого черта?! Почему здесь?! Зачем, за каким дьяволом забрались они в эту глушь, в эти леса, в эти горы, кого или чего боялись они, с кем или с чем боролись, сражались – с китайцами? Об этом не было в архивных бумагах ни слова, ни намека. Было бы, ежели б сражались, было б непременно!.. Так почему не убереглись, не спаслись даже здесь, в тишине, в безлюдье, в лесу, и что, черт возьми случилось?! Эпидемия, мор, истреблены, бежали, боялись?..
Отец боялся.
Чего?!
Вопросы
