которые не ударят по их безопасности и не поставят их в унизительное положение. Но «мысль, которая больше всего его беспокоила, – сказал Роберт, – и которая рисовала гораздо более страшные перспективы войны, чем можно было представить, была мысль о смерти детей в этой стране и во всем мире – молодых людей, которые были совершенно ни при чем, которые даже ничего не сказали, которые ничего не знали о конфронтации, но чья жизнь закончится так же, как и жизнь всех остальных. У них никогда не будет шанса принимать решения, голосовать на выборах, баллотироваться на какой-либо пост, возглавлять революции, определять свои собственные судьбы».
«Именно это, – написал Роберт в статье, опубликованной после его собственного убийства, – беспокоило его больше всего, причиняло ему такую боль. И тогда он и госсекретарь Раск решили, что я должен встретиться с послом Добрыниным и лично передать озабоченность президента»{110}.
Встреча Роберта Кеннеди с советским послом Анатолием Добрыниным дала толчок историческому заявлению Хрущева о выводе ракет. Хрущев написал в своих мемуарах о том, что, по его мнению, Роберт Кеннеди сказал Добрынину и что тот передал Хрущеву:
«Президент находится в сложном положении, – сказал Роберт Кеннеди, – и не знает, как из него выйти. Мы находимся под сильным давлением. На нас давят военные с призывом применить силу против Кубы… Мы хотим попросить вас, г-н Добрынин, передать слова президента Кеннеди председателю Хрущеву по неофициальным каналам… Хотя сам президент очень не хочет начинать войну против Кубы, необратимая цепочка событий может привести к этому помимо его воли. Именно поэтому президент обращается напрямую к главе Советского Союза за помощью в урегулировании этого конфликта. Если ситуация слишком затянется, то президент не уверен, что военные не свергнут его и не захватят власть»{111}.
После распада Советского Союза МИД России рассекретил телеграмму посла Добрынина от 27 октября 1962 г., где говорится о его переломной встрече один на один с Робертом Кеннеди. Отчет Добрынина содержит менее драматическую версию, чем воспоминания Хрущева о словах Роберта Кеннеди относительно давления военного командования на президента Кеннеди: «тянуть время в поисках выхода из ситуации очень рискованно. (Здесь Р. Кеннеди упомянул, как будто невзначай, что среди генералов и не только генералов много горячих голов, у которых “руки чешутся”.) Ситуация может выйти из-под контроля с необратимыми последствиями»{112}.
Роберт Кеннеди в собственном изложении обстоятельств этой встречи в книге «Тринадцать дней» не упоминает о том, что говорил Добрынину о давлении военных на президента. Однако его друг и биограф Артур Шлезингер говорит, что независимо от сказанных Добрынину слов, Роберт Кеннеди сам считал тогда, что многие стремятся развязать войну. Роберт полагал, что ситуация может полностью выйти из-под контроля{113}.
В любом случае, Хрущев
Там же, с. 106.
“Khrushchev Remembers,” p. 497–98.
Телеграмма посла Анатолия Добрынина в советское Министерство иностранных дел 27 октября 1962 г. Перепечатка в переводе в Richard Ned Lebow and Janice Gross Stein, “We All Lost the Cold War” (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1994), p. 523–26. Цитируется по Jim Hershberg, “Anatomy of a Controversy: Anatoly F. Dobrynin’s Meeting with Robert F. Kennedy, Saturday, 27 October 1962,”
Schlesinger, “Robert Kennedy,” p. 561–62.
