мама этого не заслуживает. Если она и просит, то совсем мизерное. Ее возраст надо учитывать.
– Учтем как-нибудь…
Политик встал, вышел в зал и включил телевизор.
Ведущий говорил о ситуации с преступностью. Затем поведал об убийстве Физика в Нагорной Дубровке. Упомянув имя Лешего, он улыбнулся. Это была ухмылка. Но если ведущие местных телеканалов ухмыляются, то чем же занимаются в губернаторском аппарате? Там давятся от смеха: Леший велел этой карге прибраться на даче. Но Политик там никакого мусора не видел.
– Евгений Васильевич… – Теща говорила обиженным голосом. – Завтра я возвращаюсь в деревню. Больше я вас беспокоить не буду.
– Там же Леший… Человека убил, собаку…
Политик начинал нервничать.
– Ничего. Я как дам ему – он и полетит. У меня там теперь друзья живут, пара молодая.
– Лет по семьдесят…
– Шестьдесят. А муж так вообще выглядит чуть не на сорок.
– Я предупредил…
– Мне бы машину с шофером.
– Завтра утром. Ждите…
Утром у ворот губернаторского особняка остановился просторный джип. Трое молодых людей вынесли сумки с продуктами, усадили на заднее сиденье губернаторскую тещу и отправились в Нагорную Дубровку.
Теща чирикала, глядя по сторонам:
– Не могу без деревни, хоть плачь… Зять говорит: «Живи, мама, на государственной даче» – а я не хочу. Мне там неинтересно. Скучно. Да и дача в Дубровке будет пустовать…
Машина уверенно неслась в транспортном потоке. Вскоре она повернула в проселок. В сумках тенькали бутылки с красивыми этикетками. Дачница радовалась, строила грандиозные планы. Кто как, а вот она уж точно теперь не вернется, до самой зимы… Ее будут просить, а она все равно не поедет, пока снегом не завалит по самые уши.
…Тюменцев всю ночь пролежал в постели с открытыми глазами и пришел на работу с разбитой головой. Не помогал ни аспирин, ни другие препараты, и он, сославшись на нездоровье, вернулся домой. Лег в постель и так лежал, глядя в потолок.
«Неужто, – думал он отрешенно, – неужто Политик обладает магией, чтобы так изувечить беззащитного человека?»
Глава 5
Во сне Михалыч несся тропинкой, усеянной сосновыми шишками. Чешуя у шишек ощерилась, впивается в стопы. Остается одно, превозмочь боль и лететь среди леса.
Утром его разбудило звяканье посуды: мать на кухне занималась обычным хозяйством. Ступни под одеялом едва шевелились. Кожемякин сел в кровати: ссадины не прошли даром – ноги опухли. Надо бы натянуть носок – ради эксперимента. Однако носок не лез на ногу.
Мать жила так же, как и много лет назад. Те же занавески на окнах, фотоснимки по стенам.
Штора вздрогнула. Тузик, виляя хвостом, вошел в зал. Собаке шел пятый год. Кожемякин увидел ее лишь в этот приезд. Однако, странное дело, она
