Харт уставился на свои руки.
– Не знаю, что вы подумали, – сказал он, – но он в порядке. Я про Морри. С ним правда все путем. Я хочу сказать, он чересчур себя загоняет, если можно так выразиться. Он очень нервный тип, наш Морри. Страдает бессонницей. Даже принимал таблетки от нервов. Но он в порядке.
– Они с Риверой ладили?
Музыканты ответили хором:
– Да-да. Конечно. У них все было путем.
А Харт добавил, что Морри был очень добр к Карлосу и дал ему его большой шанс в Лондоне.
Все «Мальчики» пылко согласились с этим заявлением – за вычетом Скелтона. Последний стоял поодаль от коллег, а они старались на него не смотреть. Он был высоким и смугловатым малым с узкими глазами и острым носом. Рот у него был маленький и тонкогубый. Еще он малость сутулился.
– Ну, если это все, – неловко сказал Хэппи Харт, – мы прощаемся.
– Их адреса мы записали, так, Фокс? Хорошо. Спасибо. Доброй ночи.
И вереницей, с инструментами в руках, они вышли. В былые дни, когда клубы при ресторанах вроде «Метронома», «Квагса» или «Унгарии» закрывались не ранее двух ночи, «Мальчики» работали ночи напролет, а после иногда отправлялись играть в частные дома. Это были лондонцы, которые разъезжались по домам с бледными лицами и проступающей щетиной в тот час, когда вода веером разлетается из гигантских шлангов по Пиккадилли и Уайтхоллу. Единственно трезвые среди ночных гуляк, они ложились в кровать, когда позвякивали первые тележки молочников. Летом они раздевались на рассвете, когда только-только чистили перья воробьи. С таксистами, гардеробщиками, официантами и комиссарами полиции их роднила утрата всяческих иллюзий.
Аллейн посмотрел им вслед, потом кивнул Фоксу, на что тот обратился к Цезарю Бонну и Дэвиду Хэну, мрачно притулившимся у двери в контору.
– Возможно, джентльмены согласятся пройти внутрь, – предложил он.
Они покорно поплелись следом за ним, а Аллейн повернулся к Скелтону:
– Так вот, мистер Скелтон.
– С чего это вам взбрело, – сразу ощетинился Скелтон, – меня задерживать? У меня дом есть, как и у всех остальных. Хотя как я туда, черт побери, попаду, никого не интересует.
– Мне очень жаль. Знаю, вам очень неприятно, но ничего не поделаешь.
– Не понимаю почему.
Дверь открылась изнутри, и вышли двое полицейских, между ними расхлябанной марионеткой повис Морри Морено. Лицо у него было мертвенно-бледное, глаза полуоткрыты. Он тяжело дышал ртом и издавал жалобные звуки, совсем как обиженный ребенок. За ними на пороге показался доктор Кертис. Из офиса всю сцену наблюдали Бонн и Хэн.
– В порядке? – спросил Аллейн.
– Сойдет. Только наденем на него пальто.
Констебли поддерживали Морри, пока доктор Кертис не без труда запихивал дирижера в приталенное пальто. В ходе этой борьбы на пол выпала дирижерская палочка Морри. Выйдя из офиса, Хэн ее подобрал.
– Видя его таким, вы ни за что бы не подумали, – сказал он, печально ее рассматривая, –
