и через неделю уезжал на учебу в Куйбышев.
Шурка грустил, хотя не сразу и сказал бы отчего. Что-то менялось в его жизни, уходило безвозвратно.
Из избы вышла баба Груня:
– Ты что пригорюнился, а?
– Да так.
– Приходи вечером, будем читать книжку про Мюнхгаузена, чудная такая.
– Хорошо, приду, баб!
Разговор двух мужчин
С приездом Верочки Шурка на некоторые вещи стал смотреть по-иному. С легкой руки Валентины Яковлевны его в прошлом году записали в танцевальный кружок, и там он стал солистом. Теперь он танцевал национальные танцы. Все шло хорошо, ему нравились костюмы, дотошное изучение разных движений незнакомых танцев, радостный всплеск аплодисментов, которыми всегда награждали танцоров. С танцевальной группой он уже был в Покровке, Кулешовке, выступали под открытым небом на полевых станах.
Но однажды радость от всего этого померкла. В большом классе в школе, когда шла генеральная репетиция, танцевали молдавский танец. В самой середине танца он вдруг увидел Верочку. Она сидела у окошка, ее смуглое лицо было освещено наполовину ласковым сентябрьским солнцем, она щурилась и прятала свою голову, прикрывшись тетрадкой, и когда их взгляды встретились, она отвела глаза, губы ее приоткрылись: как будто она хотела что-то сказать, но не сказала, только подумала, и ироническая улыбка тенью скользнула по ее лицу. У Шурки что-то оборвалось внутри.
Когда репетиция кончилась, он хотел подойти к ней, но не успел – она вместе с другими убежала в спортзал. «Я понял, я все понял, – твердил он про себя, – ей смешно было смотреть, как я танцую, я выглядел смешно, ведь все девчата выше меня ростом, они за этот год вымахали на голову выше меня, а я, чудак, все танцую». Он и раньше ревностно ловил взгляды ребят, не смеются ли они, что он меньше всех, а солист, но все было вроде бы нормально. А не оттого ли так хлопают ему зрители, что он просто маленький и это всех забавляет? Но то было раньше, а теперь все видит Верочка Рогожинская. «Не буду больше танцевать», – решил он.
Но все оказалось намного сложнее. Когда классная руководительница, сухая и подозрительная Лидия Николаевна узнала о его решении, она ударилась в панику.
– Нет, Ковальский, ты просто зазнался, с тобой везде носятся как с писаной торбой, вот ты и возомнил… Это надо же – вся программа рухнет – там пять танцев с твоим участием.
– Не рухнет, возьмите Женьку Рязанова, он вам что хотите станцует. И лучше меня.
– Ты что, смеешься надо мной? Он же вечерник, ему семнадцать.
– Ну и что?
– А честь класса? Ведь ты же представляешь – на торжественном концерте весь наш класс.
– Ну и что?
– Как ты не понимаешь, это же праздничный концерт, посвященный седьмому ноября!
– Ну и что, Лидия Николаевна, не буду я танцевать!
– Скажи причину.
– Мне разонравились танцы, – упирался Шурка.
– Ты
