всякий раз по моем въезде в него; напротив, нервы мои услышали прикосновение холода и сырости».
«Спешу к Вам написать несколько строчек из Неаполя, куда прибыл благополучно, хотя после долгого путешествия. В Неаполе так прекрасно и тепло. В душе моей стало так приютно и светло здесь, что я не сомневаюсь, что и с Вами будет то же, если Вы сюда заглянете… Русских здесь почти ни души; покойно и тепло, как нигде в другом месте. Солнце просто греет душу, не только что тело. Какаяразница даже с Римом, не только с Парижем».
«Неаполь я избрал своим пребыванием потому, что мне здесь покойней, чем в Риме, и потому, что воздух, по определенью доктора, для меня лучше римского, что, впрочем, я испытал: здесь я меньше зябну».
Зимой 1846-1847 гг. Гоголь занимался в Неаполе переделкой своих старых сочинений – эти «новые редакции» порой вызывали недоумение и протест даже у близких писателю людей. Он также старался внимательно следить за полемикой в России вокруг его «Переписки с друзьями» – книги, которая расколола русское общественное мнение на горячих поклонников и столь же радикальных противников Гоголя.(Известно, например, что при своей первой встрече в Риме Александр Герцен и художник Александр Иванов чуть было не поссорились из-за разницы взглядов на гоголевскую «Переписку»)
В те зимние месяцы Гоголь был занят в Неаполе и еще одним важным для себя делом – подготовкой к давно вынашиваемой им поездке на Восток – в Палестину, к «святым местам». Для реализации своих планов он очень надеялся на поддержку самого российского императора, к которому относился с большим пиететом. (Эти настроения особенно усилились после пребывании Николая I в Риме в начале 1846 г., когда Гоголь несколько раз тайком наблюдал за передвижениями царя и, как он сам выражался в письмах А. О. Смирновой, «любовался им издали и не представлялся к нему потому, что стало стыдно и совестно, не сделавши почти ничего еще доброго и достойного благоволения, напоминать о своем существовании…»)
В начале декабря 1846 г. Гоголь составил в Неаполе письмо на имя Николая I с всеподданнейшей просьбой о выдаче «специального дипломатического паспорта»:
«Всемилостивейший государь! Не вознегодуйте, что дерзаю возмущать маловременный отдых Ваш от многотрудных дел – моей, может быть неуместной, просьбой. Еще более года суждено мне не видать моего отечества: для укрепленья моего в едва начинающемся поправляться здоровье моем потребен мне климат юга; для укрепленья же моего здравия душевного, еще более мне нужного, чем телесное, потребно мне путешествие по святым местам, составлявшее издавна живейшее желание мое. Я осмеливаюсь просить Ваше Императорское Величество о высочайшем повелении Вашем выдать мне паспорт на полтора года, особенный и чрезвычайный, в котором бы великим именем Вашим склонялись все власти и начальства Востока к оказанию мне покровительства
