любопытство чиновного люда и офицеров подливало масла в огонь.
Наконец терпение Завойко истощилось: титулярный советник Зарудный, вернувшийся ранней весной, еще на собачьей упряжке, из поездки в Верхне-Камчатск, доложил губернатору о новом злодействе Трифонова: его приказчики споили и начисто обобрали большое селение в низовьях реки Камчатки и сожгли две избы. Полицмейстер получил предписание отправиться на место и, если обвинения подтвердятся, взять Трифонова под стражу и доставить в Петропавловск.
– Давно прибыл? – спросил Завойко, едва Губарев закрыл за собой дверь.
– Только что. – Но заметив, что взгляд Завойко скользнул по его чистенькому мундиру, Губарев поспешно добавил: – Домой заглянул, жена совсем плоха…
– Что Трифонов? – Завойко одолевало нетерпение.
– Осмелюсь доложить: не нашел я Трифонова. – Брови Завойко удивленно поползли вверх, и Губарев, как всегда, оробел. – Больше недели ждал купца в Гижиге, дорогой искал – все напрасно. Уехал-с. Жена говорит – к чукчам, за оленьими дохами; торгующий американец тамошний уверял меня, что в Иркутск – с золотом и мехами. Поди разберись. – Полицмейстер пожал плечами.
– Ну-с, а как следствие, голубчик? – спросил Завойко, темнея и поматывая головой. Он знал, что весть о новой неудаче быстро разнесется среди чиновников.
– Проведено-с, ваше превосходительство. По всей форме-с… – Полицмейстер опасливо поглядывал на Завойко. Он боялся этого короткого поматывания головой, высоко взлетевшей брови, маленькой руки, барабанившей по столу. – Селение ограблено, дома сожжены. Однако решительно невозможно сказать, кем это сделано. Местные жители затрудняются точным ответом.
– Запугал их разбойник, нож к горлу приставил – вот и затрудняются! – Василий Степанович досадливо поморщился. – Посади Трифонова на цепь, такое заговорят – уши заткнешь.
– Не могу знать-с. Трифонов не один, ведь кругом купцы… Брагин, Копылов, Бордман, Чэзз. И Жерехов, надо полагать, не без греха. Поди узнай.
– Чертовщина какая-то… – Завойко придирчиво оглядел полицмейстера. – А ты точно ли все вызнал?
– Смею надеяться – все, – обиделся Губарев.
– Обиды, братец, оставь, – зло накинулся на него Завойко. – Ты небось ворох бумаг привез, а на что они мне? Трифонова мне подавай, приказчика его, каторжника Скосырева, в железах приведи. Слышь, Губарев, – губернатор погрозил ему кулаком, – я этак погляжу, погляжу на тебя, да и выверну, чего доброго, наизнанку. И на мундир не посмотрю.
– Виноват-с, виноват-с, – монотонно повторял Губарев.
– Уж больно охоч ты виниться. Ладно! – прикрикнул Завойко. Кликни-ка мне Луку Фомича, да и сам с ним возвращайся. Зря ты его к воровской компании присчитал.
– Луке Фомичу почтение, – небрежно обронил полицмейстер, найдя в зале сурового с виду старика. – Василий Степанович
