волки? – переадресовал отец вопрос матери.
Айнур, приподнявшись, посмотрел на неё. Она пожала плечами.
Сел на место. Уставился в окно, а там – ярко-жёлтое море. Захотелось выскочить из машины и побежать, петляя между тонкими зелёными ножками, расталкивая овальную листву подсолнухов, вымахавших в рост человека.
Свернули на просёлочную дорогу. Машина запрыгала на ухабах, и папа, чертыхаясь, снизил скорость до предела. Динамики затрещали, жизнерадостный ведущий стал запинаться, проглатывать слова…
– Убери его, – попросила мама, слабо взмахнув рукой.
Отец бросил на неё недовольный взгляд. Выключил радио. Посмотрел через зеркало на сына.
– Жвачка есть?
– Нет.
– Эй, не кисни, скоро приедем.
Айнур вяло кивнул, пробуя представить, чем будет заниматься в предпоследний месяц каникул. Заранее настроился на скуку. В деревне он был давным-давно, в раннем детстве, и совсем не помнил, понравилось ли ему там. Родители перестали туда ездить после смерти бабушки. Из-за мамы. Она только звонила деду, а если папа предлагал: «Рванули на длинные выходные в Верхоречье», находила сто причин «против» или же кратко произносила: «Не сейчас».
Почему мама не хотела видеть собственного отца, Айнур не понимал и, если честно, не вдавался в подробности. Ему хватало бабушки и дедушки, родителей папы, которые жили в городе и частенько приходили в гости. Или он к ним отправлялся с ночёвкой по настоянию отца. Уезжал к нанайке с картатайкой (так он их называл на татарский лад), не скрывая недовольства. Ему не нравился старый двор, где не было нормальных детей, – бегала одна мелюзга, охраняемая придирчивыми древними старушками, приросшими к таким же древним скамейкам. Даже картатай свой двор в шутку называл «нафталиновый рай».
Выставив в открытое окно руку, Айнур пробовал поймать ветер. Тот давил на ладонь, просачивался сквозь пальцы. Тогда, опустив до отказа стекло, высунул наружу голову. Шшшу – зашумело в ушах. Машина подпрыгнула, и он больно ударился шеей о верхний проём окна. Уже собрался спрятаться внутри, но, заметив впереди лениво бредущего коня с седоком, передумал.
Ветерок трепал соломенные волосы подростка и пузырил свободную футболку. Шорты до колен. В стременах загорелые ноги-палки без обуви, и… «Девчонка?!» – оторопел Айнур. Они поравнялись, и он, не успев нырнуть в салон, вытаращился на неё снизу вверх. Она тоже посмотрела пристально.
Проехали.
Айнур нарочно не стал оборачиваться, хотя очень хотелось лучше разглядеть наездницу. Запомнилась расслабленная поза и большой подсолнух в руке.
– Тюрлих-натюрлих, – непонятно к чему выдал папа. – вот такие они, деревенские дети, это тебе не городские гопники, – добавил он и неодобрительно посмотрел на сына.
– Типа, я гопник? – не понял Айнур. «Сначала у мазер, теперь у фазера крыша едет».
– Это я так, обобщаю. Ты пока в норме.
– Меня не приплетай к своим обобщениям, – предупредил Айнур, – а то…
– Что – а то?
– Ничего.
