их московская квартира не пахла ничем.
Девушка повесила пальто, толкнула дверь, ведущую из сеней в дом, окликнула мать, и тут же почувствовала, как чьи-то руки крепко обхватили ее, и услышала такой родной мягкий голос сестры (не за голос ли все безоговорочно влюблялись в нее?):
– Не ожидала? – рассмеялась Надька, – Сюрприз! А я приехала!
Юля радостно вскрикнула, поцеловала ее в обе щеки, прижала к себе, а потом вдруг взволнованно спросила:
– Но как?! Ты ушла от мужа?
– Почему ушла? – Надежда всегда искренне удивлялась, услышав подобное, хотя планировала уход от мужа по три раза на дню, – Нет, конечно! Скажешь тоже! Валера за дровами пошел. Но ты проходи, проходи, бабушка и мама заждались, что и говорить, ты не часто балуешь их своими визитами!
Войдя в комнату, Юля попала в объятия матери, как всегда немного сдержанные, холодные, Светлана словно боялась показать чувства к дочери, а потом обняла сидевшую у накрытого стола бабку. Та в честь праздника была в нарядном синем платке из Павловского Посада, который Юля подарила ей в прошлом году по случаю дня рождения.
– Я уж не буду вставать, тяжело стало, Юленька, – пояснила бабушка Зина, – Но ты молодец, что приехала к нам! Хорошие люди всегда к столу!
– Вот, я гостинцев привезла, – Юля принялась выкладывать из сумки столичные подарки: бутылку шампанского, торт «Полет», два килограмма шоколадных развесных конфет, яблоки, мандарины и даже ананас. Вряд ли мама и бабушка когда-нибудь пробовали ананасы, если только консервированные.
– Ешь ананасы, рябчиков жуй! День твой последний приходит буржуй! – продекламировала Надька, бойко нарезав ананас колечками, обдирая с него колючую, похожую на драконью чешую шкурку, и в это время на пороге появился Валерий Вебер. Уже немолодой этнический немец, Валера вырос в Поволжье, куда Надя поехала по распределению после института: в те годы правила были уже не так строги, но Надя сама хотела увидеть Саратов, Самару и Волгоград, а потому с радостью согласилась. Они бродили по каким-то раскопкам, изучали историю края, писали отчеты, пели песни у костра на берегу Волги. Там она и встретила Валеру, который, по его собственному признанию, сразу же «запал на ее бесконечно длинные ноги». А он зацепил Надьку, потому что был каким-то нелепым и смешным, веселым, постоянно шутил, добродушно реагировал на любые трудности и смотрел влюбленными глазами. Юля думала, что в эру появления рекламы на телевидении Надя могла бы сделать карьеру модели, сестра была худой, высокой и стройной. Но, вместо этого, они с мужем почему-то решили отправиться в Германию по программе репатриации.
Почему-то… нет, наверное, это неправильно. Ясно, почему! В годы перестройки, когда на смену кумирам прошлых десятилетий пришли жвачка и вареные джинсы, считалось, что выйти замуж за иностранца и покинуть развалины Советского Союза – лучшая судьба для любой девушки. А Надя всегда хотела для себя самой лучшей судьбы. Как там пелось: «Америкэн бой, уеду с тобой!
