пострадавшего, а размер штрафа определит суд.
– Ну ладно, господин Вассерсуп. Хотя учтите – от моих советов вы отказываетесь, а как что, сразу начнете кричать: «Милиса, милиса!»
– Пусть это вас не беспокоит, сударыня. Можете быть свободны. Вызов вам оплатят. Закончим с описью – и можете отдыхать.
– Значит, вы не будете заводить следственное дело?
– Святые Фирс и Фогель! Зачем? Обстоятельства очевидны, я устал уже повторять.
– Все так. А все же небольшое расследование стоит провести.
– Не стоит, – отрезал бургомистр.
Он был неправ. А я права. Хотя мы еще об этом не знали.
Далее последовал относительно спокойный отрезок времени, когда события развивались именно так, как предсказывал бургомистр. В кратчайшие сроки состоялся суд над сапожным мастером Саем Штюккером. Невольного убийцу приговорили к выплате денежной компенсации и затем отпустили на волю. Практичные жители Киндергартена вообще не имели привычки долго томить заключенных в тюрьме – ведь их содержание оплачивалось из городского бюджета. Так что арестованные отправлялись на свободу после уплаты штрафа, или простояв положенное время у позорного столба на рыночной площади. Если же кто-то совершал серьезное преступление, требующее более сурового наказания (при мне такого не бывало, но прежде случалось), его отправляли в столицу герцогства – город Букиведен, и уж там он получал свое – казнь, тюрьму или каторгу. Стоит ли добавлять, что в Киндергартене смертная казнь не практиковалась уже многие годы, и палач в штате городских чиновников отсутствовал.
Признаюсь, я не совсем точно выполнила распоряжение Вассерсупа не проводить расследование. История по-прежнему казалась мне неправдоподобной, и я побеседовала с теми, кто присутствовал на стрелковом празднике. Но никто из них не добавил к услышанному ранее ничего нового. Причин, по которым бы весь город взялся вводить меня в заблуждение, я не видела.
Я попыталась также узнать, не было ли какой-либо причины для враждебности к Броско со стороны Штюккера. О деловом соперничестве не могло быть и речи – у них были разные профессии. Но, может, имелось что-нибудь личное?
Отнюдь, говорили мне. Разумеется, сапожник и портной были знакомы – а кто в Киндергартене не знаком друг с другом? Но – никакой девушки, которая некогда предпочла одного другому, никаких невыплаченных долгов, никаких ссор за кружкой пива или в кегельбане.
У Штюккера было многочисленное семейство, Броско не так давно овдовел, детей у него не было, наследовал ему брат. Никаких имущественных претензий там тоже не водилось. Полное благополучие. Просто ужас.
Короче, не было у Штюккера мотива убивать Броско, и ни у кого другого – тоже. Хуже того, этого убийства по всем законам природы не могло произойти.
Однако свежая могила на кладбище святого Фирса появилась, никуда от этого не деться.
И я задумалась
