доча!»
Пока Галина закрывала за собой входную дверь, ей внезапно пришла в голову мысль, что если вечером проведать бабку, стащить у нее сильнодействующее снотворное и выпить всю пачку разом, со всем этим может быть покончено навсегда.
Вот так – красиво и драматично.
Почти что «умереть с ним в один день».
Зато она никогда уже не превратится в свою желчную мать или, что похуже, в бабку, которая искренне верит, что ниточка настоящего жемчуга способна украсить дряблую шею одинокой старой черепахи.
Спускаясь в лифте, Галина уже сомневалась: и в школу на собрание просили подойти, и новые поступления в любимый интернет-бутик на днях обещали.
Она решила, что отпустит на время свой страшный порыв, а ближе к вечеру попробует определиться.
На улице хохотал апрель.
Вчерашние бесформенные угги уже пылились в прихожих, и худые, длинные, подкачанные и не очень, полноватые, приятных форм, с острыми и круглыми коленками, десятки, сотни, тысячи пар бесстыжих ножек выпорхнули на улицы, чтобы не сегодня завтра занять достойное место в красивых полированных машинах или, на крайний случай, – в недорогих кафешках, где кто-то непременно заплатит за съеденный их обладательницей размороженный ужин.
Галина давно платила за себя сама.
И за свою дочь.
А еще за мать и бабушку.
С мужем вопрос обстоял сложнее: формально Родя все еще числился директором заведения, в котором они оба работали, и выходит, что деньги она получала благодаря ему, но только платила за него тоже она.
У Галины были самые красивые ноги в этом городе.
Настоящие модельные ноги.
Только выгодно их представить она не умела. И покупала-то, казалось бы, все самое-самое, и шла на вечеринку как королева, вот только потом, разглядывая себя на фото, с досадой видела: куда там королева – обычная долговязая нескладеха…
Она всегда была самой высокой – и в школе, и в летнем лагере, и в балетном классе.
«На первый-второй рассчитайсь!»
И все внимание к ней, вечно первой в строю. Детская гадкая привычка сутулиться приросла к ней намертво, а после беременности, добавившей несколько лишних килограммов, еще заметнее портила некогда идеальную фигуру с профессионально вывернутыми стопами сорокового размера.
Нахальный молодой ветер закружил сухой, уцелевший с осени лист, прилепил Галине на кроссовки.
Все – неправда!
Вся жизнь – неправда.
Словно она просто отыграла свою роль в фильме про семью и счастье, а теперь ее поблагодарили и попросили покинуть съемочную площадку.
И в этом апреле ее уже нет…
Радостный, будоражащий, он пришел в этот город для других.
Например, для этой носатой, с некрасивыми ногами и в лабутенах, что, посверкивая маникюром со стразами, садится сейчас в машину, или для той дуры, с плохо прокрашенными, наспех завитыми кудрями, что бежит
