Не мне вас учить, Николай Платонович.
– Вас понял! – резко кивнул Пастухов.
– Замечательно! – воскликнул Падловский и сразу потянулся в креатив. – Сделаем серию роликов о том, что Русская Империя – это страна сильных, здоровых людей, а не тощих очкариков с бородкой! Эх, Кукрыниксов бы сейчас воскресить!
– Могу устроить, – величественно сказал Император.
– И Пушкина можете? – вдруг заинтересовался Падловский.
– Зачем нам живой Пушкин? – удивился Призонов. – Хватит и живого Игоря Кириллова!
– В качестве врага, разумеется, – заулыбался Падловский. – Эфиоп, русофоб, агент Моссада и так далее. Для массового эффекта и дружков его можно воскресить – Муравьева, Рылеева, Бестужева…
– Не стоит будить нового Герцена, – покачал головой Император. – Ограничимся Кукрыниксами, а то круг замкнется. Ведь еще кое-где смеют самостоятельно думать!
– Моя недоработка, – поник Падловский.
– Вы уж разберитесь с бывшими иностранными гражданами! А то, приезжаю с Дементием Варламовичем к мсье Саркози для подписания мирного договора о полной капитуляции. Договор простой и типовой. Мне – все, вам – кусочек всего, народу – как всегда, Саркози – жизнь. Так этот Коля-Николя вдруг заявляет, что должен посоветоваться со своими коллегами, так как живет по демократическим принципам! Дементий Варламович, у нас ведь тоже демократия, не так ли?
– Так точно! – рявкнул Брудастый.
– И никаких других демократий быть не должно, правильно?
– Не потерплю! – убедительно сказал Брудастый.
– Дементий Варламович – это воплощение нашей демократии! – одобрил Призонов. – Потом конечно, этот Николя у меня в ногах валялся, но осадок остался…
– Может, его тоже того? В осадок? – плотоядно облизнулся Пастухов.
– Не спеши, Коля. Всем придет черед, – со значением сказал Александр.
– Народ вообще нагл, злобен и инертен, – сказал Свинюгин. – Люди кричат, что все их налоги идут на наши счета. А на что мы, спрашивается, ядерное оружие сооружали? Армию на что содержим, которая их от них самих защищает?
– Твари неблагодарные! – поддержал Миноров и запил свою обиду коньяком столетней выдержки. – Работаем, как рабы на галерах…
Призонов брезгливо поморщился и вдруг щелкнул пальцами. Все, кроме, Гонялова, превратились в фарфоровых кукол с плоскими овалами вместо лиц.
– И что? – спросил Гонялов.
– И все! – с торжеством сказал Император.
– Вам надоело быть пастухом, вы хотите стать садовником. Решили превратить животных в растения? Надолго или насовсем? – переспросил Иван Денисович.
– Пока тренируюсь, – ответил Призонов и вновь щелкнул пальцами.
– Народ нагл, злобен и инертен, – повторил слова Свинюгина Падловский, доверительно наклонившись
