ты слышала, Виточка, такое дело тут приключилось…
– Видела, – коротко ответила Вита, спуская на пол Ветку и присаживаясь на скамью у окна.
Ох уж эта тетка Инга! Все новости всегда первая узнает, все сплетни… Вита посмотрела на соседку. А она здорово изменилась за последние годы. И щеки эти, как песьи брыли, еще сильнее обвисли. И глаза, прежде яркие, черные, как-то посерели. Потускнели…
Старенькая стала, но, молодец, бодрится! Вон как утреннюю кашу за обе щеки уплетает, только за ушами трещит. Бабушка угостила. Тетка Инга тем и живет, что свежие новости на столованье меняет. Ну, что же, в том ее хлеб. Не отбирать же?
Сообразив, что удивить больше никого не получится, соседка повернулась к бабушке, вместе с которой сидела за столом:
– Так вот теперь все думают, гадают, что старая ведьма этими тропинками сказать хотела? Муж мой – уж на что мудрый человек! – решил, будто это она нам всем весенний подарок такой делает. Чтобы новые пути, да на новые поляны, и к побережью – туда, где не боязно. Чтобы сыты мы были и согреты. Чтоб хворост собрали да рыбы наловили. Лесная ведьма хоть и нелюдима, но добра. Это все знают. Она всегда о нас заботится.
– Так и есть, – тихо согласилась с ней бабушка Герда и незаметно переглянулась с Каем.
Уж они-то знали о ведьминой заботе поболее остальных.
Вита не стала вступать в разговор. Взяла подойник и ушла доить козу.
В козлятнике, сидя на перевернутой полешке она раздумывала об увиденном. Молочные нити звонко сшили пахучее теплое козье брюхо с глиняным подойником. Натянутые, как струны, струйки пели, взбивали белую пенку…
Все спокойны. Все радуются.
Вита хмурила брови, силясь понять, что же ее так обеспокоило. Ну, открылись тропы… Мало ли в лесу троп? Будет больше. И тетка Инга все верно сказала – хорошо это. Вот только почему на сердце тяжело?
Соседка – легка на помине – сунулась в козлятник, сообщая.
– А вечером-то я баню топить собралась. Приходи. Я полешек наколотых у тебя тут возьму, ладно?
– Ладно, – не глядя в ее сторону, краешком губ улыбнулась Вита.
***
Ган лежал на ледяной глыбе среди моря.
Далекий берег искрился в лучах заходящего солнца, топорщил к небесам голубовато-зеленую лесную щетину. Внизу, в соленой холодной толще, метались стаи рыб, чем-то безумно взволнованных.
Ган опустил нос в воду, и тут же по морде его прошлись гибнущим теплом влекомые течением кровавые ленты. Где-то рядом творилась расправа.
Или охота. Кому как называть…
Лиловый горизонт прятал в дымке очертания замка Зимы. Перед ним, чуть ближе, рассекала зеркальную воду черная коса смерти – острый плавник Орки. Кого он там терзает? Одной тьме ведомо. Дельфина ли, тюленя… А, быть может, попалась ему к своей неудаче отбившаяся от стаи самка кашалота…
Ган снова вгляделся в берег. Там что-то искрилось,
