их в море. В Игривице говорили, что все айсберги – уснувшие древние божества. А еще, что есть среди них один – особенный. Ледяной сфинкс – владыка спящих богов. Голова его подобна голове человека, а тело звериное. В его правом глазу живет свет, а в левом – вечная тьма. Взглянет он на тебя правым глазом – откроет будущее. Левым – прошлое…
Сказки.
Вита громко хлебнула и прислушалась.
Будто скрипнула калитка, и захрустел под чьими-то шагами снег. Едва слышно. Пришел кто-то? Странно, что соседские собаки не лают. У деда с бабушкой собак отродясь не было, а вот у тетки Инги аж три. Ее муж – охотник – ходит с ними на лося и кабана.
Лайки.
Молчат лайки…
Вита снова прислушалась. Звуки исчезли. Даже дрова в печи перестали трещать. А потом, душераздирающий, оглушительный, раздался стук. Чьи-то пальцы едва слышно порхнули снаружи по деревянной раме, но Вите показалось в тишине, что звук этот, неожиданный и непонятный, заполнил все пространство.
Она медленно приблизилась к окну и отвела в сторону занавеску. Вышитый морж недовольно сморщился, утянутый в дальний угол. С той стороны, по колено утопая в снегу, стоял Ган. Сыпались ему на плечи последние снежинки утихающей метели.
Он увидел Виту и произнес. Вернее, губы его беззвучно двинулись, обозначая требовательное «Открой». Рука в кожаной перчатке указала в сторону двора. Ган кивнул туда еще раз для надежности, отошел, двинулся к заваленным снегом дворовым воротам, из которых когда-то, в лучшие времена, выходила лошадь.
Вита, бледная, прикрыла глаза, слушая, как стучит сердце, и бабушка с дедом мирно разговаривают…
Пришел!
И теплый уютный мир их дома скоро разрушится, развалится, разлетится под ударами леопардовых челюстей.
Что делать теперь? Что он будет делать? Нападет? Отчего тогда не сразу? Зачем звал, будто говорить собрался? Да что ж это…
Вита быстро взяла себя в руки. Взгляд сам зацепился за прислоненный в углу отполированный и наточенный меч. Гану придется изрядно попотеть, прежде чем Вита снова его пленницей окажется.
В этот раз легко не будет!
***
Она застыла в освещенном дверном проеме, положив меч на плечо. Глаза, потерявшие источник света – тусклая лампа осталась за спиной – казались черными дырами.
– Зачем пришел? Тебя сюда не звали. – Слишком низкий для девичьего голоса, почти звериный рык…
Ган и не ждал, что его будут встречать с распростертыми объятиями. Кому бы это тут понадобилось? Поэтому действовал осторожно. Девчонка злится. Здесь, в Игривице, она в силе и в собственном праве. Чары спали с окрестных лесов, и истончился вокруг деревушки невидимый защитный круг. Пусть. В самой деревне что-то осталось. Что-то, что еще продолжало сопротивляться, не позволяло Гану колдовать.
И все же это что-то умирало.
Можно было немного потерпеть, но Орка уже дышал в спину. Ган понимал, что пройдет немного
