но был слишком слабым, чтобы распознать его точно.
– Пойдем-ка, поглядим, – предложил Ган.
– Пойдем, – согласилась Вита и шагнула в темноту первой.
Окна внутренней комнаты не пропускали свет, но яркая луна не желала сдаваться и пробивалась внутрь сквозь дыры в занавесках. Она вырывала кусок кровати, стоящей в углу. На подоконнике отчетливо вырисовывался силуэт дохлой птицы с закостеневшими ногами, драматично вскинутыми к потолку. В центре комнаты черной кляксой застыл силуэт лежащего на полу тела.
– О-о-о-х, – вновь раздался болезненный стон.
Теперь уже точно можно было полагать, что человечий. Голос вроде бы мужской. И… знакомый.
– Данияр, это ты? – поинтересовалась Вита вслух, но меч на всякий случай покрепче перехватила.
– О-о-о-х…
– Дай свет, – как-то неуверенно потребовал Ган. Яркая вспышка на миг осветила комнату – старую печь, кровать на бревенчатых ногах, стол-пень… И погасла, рассыпавшись ворохом искр. – Темная сила! Чтоб тебя!
Ган выругался и недовольно уставился на чадящую ладонь. Хати-Йоремуне не любил огонь и свет. И всячески намекал на эту нелюбовь. Свет, конечно, дал, но не просто так – с издевкой. На ладони Гана, прямо в центре прожженной насквозь перчатки горел теперь крошечный огонек. Благо, света этого хватало, чтобы озарить осунувшееся, белое, как снег, лицо Данияра.
Парень лежал неподвижно. Руки и ноги раскинуты крестом, как у распятого. Лишь грудь поднимается быстро и тихо – вверх-вниз, вверх-вниз – движение есть, а звука нет.
– Данияр! – Вита присела возле старого знакомца, легонько шлепнула его по щеке.
Парень уставился на нее. Глаза безумные, выпученные. Ничего, похоже, не соображает.
– На нем чары, – додумался Ган и, резко вскинув руку, отправил в сторону Данияра импульс силы.
На секунду тело юноши покрылось инеем, посинело, а потом стремительно оттаяло. Растеклась по полу лужа черной воды. Вода просочилась сквозь половицы вниз, под дом, и там снова кто-то зашуршал, а потом зашептал…
«Перекрестье на воде. Силуэты на ветру. Языки пламени, перья и соль…» – Вита отчетливо разобрала слова… Обернулась на шум – в сенях раздались чьи-то частые звонкие шажки. Прорвало душную тьму жалобное «Мя-я-я».
– Ветка!
Это и верно была Ветка. Отыскав хозяйку, козочка радостно взмахнула хвостиком, скакнула вперед. Тут же из-под пола вырвались полупрозрачные щупальца мрака, опутали ее и принялись душить.
– Мя-я-я…
Вита ошарашено вскрикнула и, бросившись на помощь, рубанула основание ближайшей черной «змеи». Меч легко прошел сквозь морок, расколол половицу.
– Ветка! Прочь от нее! – выкрикнула, задыхаясь от ярости и страха.
Щупальца будто поняли, что цель не та – оставили козленка, принялись извиваться, протянулись к Вите…
Позади Ган взмахнул рукой, поднимая в воздух вихри непонятно откуда взявшегося снега. Острые резные
