отложил салфетку, как будто дрожали. – Большая Матушка, надо тебе научиться держать язык за зубами.
Она поглядела на косточку у него на тарелке. Дочиста обгрызена.
– Ты ведь дома надолго, так?
– Так.
– Хорошо. Потому что я еду в Биньпай повидать сестру.
– Э? – переспросил он и так высоко вскинул брови, что ей показалось, что они сейчас улетят. – А как же твой муж?
Она взяла косточку и принялась грызть кончик.
– Выживет.
Папаша Лютня улыбнулся было, но затем, обдумав ее слова, нахмурился. Он хлопнул ладонью по столу, подогревая себя до внушительной степени раздражения.
– Большая Матушка, а ну послушай. Ты что, не в курсе, что мы в разгаре кампании не на жизнь, а на смерть? Пожалуйста! Не надо так на меня смотреть. Я тебе говорю, в деревне война.
– Да у вас-то всегда война.
– Ну вот, ты опять! А теперь помолчи и поразмысли.
Стоило Папаше Лютне завестись, как ей уже было его не остановить. Она голодным взглядом уставилась на его пустую тарелку.
– Кое-кого из этих отчаявшихся крестьян, – продолжал он, – надо вынуждать вспомнить, как их унижали. Вынуждать! Их нужно чуть ли не с ума свести от скорби, прежде чем они наберутся мужества взяться за ножи и выгнать помещиков прочь. Естественно, они боятся. Какой крестьянской революции за всю мировую историю везло? – Он вновь потер себя по лысой голове. – Я знаю, о чем говорю, уж не сомневайся. Как бы там ни было, все уже успокаивалось, как тут кампания “Ста цветов” снова всех взбаламутила. Поощрять массы критиковать партию! И теперь они своего добились…
– Мой трудовой коллектив мне разрешение на выезд уже дал.
– Твой муж у тебя его забирает.
– Председатель Мао говорит, что женщины держат на своих плечах половину неба.
Она забрала его тарелку, швырнула куриную косточку в мусорное ведро. Большая Матушка промахнулась. Косточка попала в стену и там и застряла.
– Будь образцовым отцом, – сказала Большая Матушка, – и присмотри за сыновьями.
– Тебе обязательно всегда быть такой упрямой? – заорал он. Папаша Лютня перегнулся вперед через стол. – Когда я на тебе женился, такой упертой ты не была.
Это было вполне в его духе. Он взрывался – а затем вдруг сразу успокаивался. Как труба в оркестре.
Впервые за два месяца Большой Матушке чуточку полегчало.
– Это правда, – кивнула она. – Не была.
Дорога от Шанхая до деревни Биньпай занимала девятнадцать часов – на поезде и на микроавтобусе. К концу пути Большая Матушка Нож чувствовала себя так, словно ей переломали обе ноги. С трудом выбравшись из автобуса под мелкую морось, она обнаружила, что стоит в чистом поле. Деревня, которую она запомнила преуспевающей, выглядела теперь уродливо и замызганно.
К тому времени, как Большая Матушка Нож наконец вскарабкалась по горной тропинке к имению Вэня
