потом? В то время как мои братья, послушные долгу, выбирали профессии, женились и заводили детей, я жила одна в Боулдере и перебрала с десяток разных рабочих мест за то время, пока «самое дно» сражалось с моим лучшим «я». Я успела поработать водителем автобуса, директором летнего лагеря, координатором образовательных программ, поставщиком продуктов, поваром, ландшафтным дизайнером, продавщицей в пивном ларьке, ассистентом в женской клинике, делопроизводителем, рассказчицей, директором программы герлскаутов, а одно лето – «Келли-герл»[26]. Не готовая пожертвовать ради практичности факелом, который несла с того дня, когда удвоила сумму своего студенческого кредита, чтобы поучиться за границей, я вечно продиралась сквозь трудности, меняя адреса и жилье так же часто, как места работы.
Я опьянела от этих мест, обнаружив, что не все мыслят так, как люди у меня на родине. Возможно, дело было в восторге бунта: я раскрывала объятия запретному, я попирала одно из отцовских табу.
В эти годы единственной константой в моей жизни были леса. Я ходила в походы по всему Колорадо и части Юты – с подругами, а иногда и в одиночку. Однажды, став лагерем на широкой излучине Грин-ривер в каньоне Стиллуотер, в штате Юта, я видела закат солнца за горизонт, образованный тремя отчетливыми геологическими формациями. Ход тысячелетий проявился в форме скал. Моя собственная линия жизни в сравнении с ним была неисчислимо мала. Эта мысль принесла мне утешение. Быть пятнышком на величественном ландшафте, быть частью нескончаемой красоты. В ту ночь, созерцая глубокий искрящийся свод над головой, я думала о католическом рае своего детства. О месте вечного покоя. Я давным-давно отказалась от церкви, но, будучи маленькой девочкой, часто плакала по ночам в постели, пытаясь вообразить вечность в облачном «где-то там», населенном эфирными призраками. Больше не имело значения то, что там будут жемчужные врата, ангел или даже бог: этот род совершенства утратил свою прелесть. Мое предпочтение было отдано земле с ее суровой красотой, ее непостижимостью, ее смесью дряни и мерзости. «Я знаю, из чего состоит мир, и все равно люблю его весь, – говорит Рейна, одухотворенная работница ранчо, с которой знакомится Гретель Эрлих в «Утешении открытых пространств».
Пока легкий ветерок выдувал жар из уходящего дня, я зарывалась пальцами в красную почву под собой. Я могла бы провести здесь вечность. Над головой падучая звезда, одна из Персеид, воспламенила небо, и я легла на спину, вручая свое тело объятиям земли.
После того как меня приняли на факультет литературного творчества в Колорадском университете, я решила отметить это событие сменой фамилии. Я искала не творческий псевдоним, а идентичность, способ сказать: вот кто я есть. В колледже я от кого-то узнала о ритуале по самонаречению и решила совершить его в честь моих предков по матери: Карен, дочь Сюзан, дочери Элис, дочери Мэри, дочери Валборг. А фамилия Аувинен, фамилия моей матери, связала бы меня с женщинами, которые были до меня; она говорила
