волхв, оглядевшись вокруг уже своими, а не птичьими очами.
Засыпая на мягкой и душистой постели из травы и еловых лап, он решил, что надобно послушать небо и землю, что они скажут, да попросить у лесных и озёрных жителей позволения поселиться здесь, ведь если не будет с Лесовиками да Водяными согласия и доброго лада, то и жизни спокойной не жди. Оттого ближайшую седмицу, а может и две надобно посвятить знакомству с окрестьями, поглядеть, с какой стороны ближе к жилью людскому, где лепше на дорогу езженную выйти. Со зверями да птахами, живущими по соседству, дружбу завести, обозреть, где их тропы хоженые и логовища, чтобы ненароком не потревожить без нужды. «А то, что ж ты за гость, ежели, хозяевам жить мешаешь», – рассуждал, уносясь в волшебную страну снов, волхв Велесдар.
Множество народу высыпало на пристань Почайны, чтобы встретить Новгородскую дружину. Неспешно, одна за другой, причаливали добротно просмолённые северные лодьи к деревянной пристани града Киева. Было их немного, числом около полутора десятков.
– Узнаю строгую руку Свентовидова воина, – восторженно молвил князь Игорь, наблюдая, как идут новгородцы, – расстояние меж лодьями, что стежки у лучшего кравца, одинаковые. – Князь крепкой дланью огладил свой бритый по варяжскому обычаю подбородок, что выказывало его явное довольство увиденным.
– А причаливают-то как ладно, ни тебе единого лишнего движения вёсел, ни криков, ни суеты! – Одобрительно вторил ему рыжебородый воевода Фарлаф, в котором ровный строй боевых лодий возбуждал древнюю родовую память викинга.
Только Огнеяр, начальник княжеской охороны, молчал, и за намеренно серьёзным, даже хмурым видом старался скрыть волнение. Сей молодой муж был красен станом и пригож ликом. Ему очень шла добрая византийская броня, из-под варяжского шлема выбивались золотистые кудри. Черты гладко выбритого лика были правильны, словно выточены добрым резчиком, нос прямой, очи небесно-голубые. Муж то и дело бросал придирчивые взгляды на своих подопечных и одновременно внимательно следил за приближающимися к пристани лодьями. Беспокойство его усилилось, когда на деревянный настил стали сходить люди. А когда на пристань шагнул седовласый могучий воин в начищенных до блеска доспехах, в белом плаще на широких плечах и с большим копьём в богатырской деснице, сердце юноши особо гулко забилось в груди. Он, уже почти не отрываясь, глядел, как остальные воины выстраивались в ряд одесную от седовласого богатыря. Подошёл черёд второй, третьей, четвёртой лодьи…
Наконец, все суда были притянуты прочными концами к причалам, воины замерли в ровных рядах, и седовласый мощным громовым гласом рыкнул:
– Князю Руси Киевской и Новгородской, Игорю свет Рарожичу…
На несколько мгновений наступила тишь, а потом окрестья вздрогнули от мощного троекратного возгласа:
– Слава! Слава! Слава!
Кияне с нескрываемым интересом глядели на сие действо с прибрежных
