прыгающим почерком было выведено: «Суровому другу зверей Нилу Осетрову от заблудившегося в Москве сохатого Родиона».
Писавший, как показалось следователю, несколько кокетничал. И явно был нетрезв, о чем красноречиво говорили кривые, разъехавшиеся в разные стороны буквы. А номер московского телефона разобрать было и вовсе мудрено.
«Смотри-ка, – подумала Ольга Арчиловна, – даже телефон оставил… По пьянке или Нил действительно обворожил столичного артиста?»
У Осетровых было много книг по специальности. Следователь перелистала некоторые. «Зоогеография Дальнего Востока», «Охрана природы на Дальнем Востоке», «Растительный и животный мир Уссурийского заповедника», «Численность харзы в Амуро-Уссурийском крае», «Соболь Дальнего Востока». Книги были переложены закладками – значит, читает…
– Чуть что, прямо как по писаному шпарит, Нил – головастый парень, – сказал понятой, видя, что заинтересовало следователя.
Дагурова взяла в руки толстую общую тетрадь в коленкоровом переплете. Открыла первую попавшуюся страницу. В глаза бросились стихотворные строки:
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык.
Ольга Арчиловна удивилась. И ровному твердому почерку, несомненно мужскому. И точности выбранного по мысли отрывка. Поэт явно был несовременный. Но очень, кажется, известный, до боли знакомый по форме и интонации.
У них дома в Ленинграде поэзию любили и почитали. На отцовских стеллажах поэтические сборники занимали почетное место. От Сумарокова до Блока, от Есенина до Вознесенского. И Ольга Арчиловна, кажется, читала всех. А вот кому принадлежали эти строки, припомнить не могла. К своему стыду…
Дагурова стала листать тетрадь. Короткие, в одну фразу, записи перемежались длинными рассуждениями. В том, что она держала в руках дневник Нила Осетрова, следователь не сомневалась…
Есть минуты, когда не тревожит
Роковая нас жизни гроза.
Кто-то на плечи руку положит,
Кто-то ясно заглянет в глаза…
Ольга Арчиловна улыбнулась про себя. Александр Блок, это уж точно. Значит, все-таки помнит.
«Не могу понять, когда Чижик играет, а когда сама по себе, – читала Дагурова. – Но ведь я живой человек, и мной играть нельзя». В этих строках явно звучала горечь. А через несколько страниц следователь споткнулась об имя Авдонина. Нил записал: «Что же интересует Авдонина – состояние популяции животных или Марина?»
Следователь перечитала написанное. Что это означало? Явная неприязнь к Авдонину.
Поняв, что с дневником следует ознакомиться тщательней и в более удобной обстановке, Ольга Арчиловна решила взять его в академгородок. Кто знает, может быть, придется приобщить к делу. Если отыщутся записи, как-то проливающие свет на вчерашнее происшествие в распадке…
Помимо дневника, следователь изъяла еще недавно полученное Осетровым письмо. От какого-то Меженцева
