ногой стекло, метнулся в сторону, чтобы занять более удобную позицию для стрельбы. В оконный проём была отлично видна цель, а палец уже мягко потянул собачку курка, и… здоровый рыжий котище, тупо ткнулся головой в сапог на уровне голени, подхалимски мурлыкая.
– Пошёл отсюда! Брысь, говорю! – момент для выстрела был упущен.
– Не стреляй! Не стреляй Саша!! Он сдаётся! – отец Пантелеймон метнулся к участковому, расправив крестом руки.
Лесник отбросил в сторону карабин и опустился на колени.
– Сидеть! – сухо щёлкнули наручники.
Воронцов опустив голову, страшно по-мужски завыл.
– Ну чё, гад, доигрался? – лицо «старлея» было мстительно багровым, – повой, повой… Скоро еще не так завоешь! Панфилов! Веди в машину. Да, позвони в район и скажи «отбой». Взяли голубчика. Одинцов! Проверь что с продавщицей и Прохоровым.
Он повернулся к священнику и медленно, очень медленно, произнёс:
– Не знаю я, уважаемый, есть Бог или нет, не в религиозной семье воспитывался, но в вашем случае – точно есть! Видел. А я привык верить своим глазам. Спасибо, отец!
– Верить или не верить – дело личное, – священник уступчиво наклонил голову, – Христос говорил: «Бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш придет». Благословляю тебя сын мой, будь справедлив и в помыслах честен.
Только сейчас стало заметно как он стар и немощен. Чуть пришаркивая, отец Пантелеймон повернул в сторону церкви и все деревенские, не только бабы, но и мужики, уважительно кланялись ему вслед.
– Да…, вот тебе и Дон Кихот!
«Старлей» потёр ладонью лоб и хмыкнул.
В это время в окно высунулся радостный Одинцов.
– Товарищ старший лейтенант! Пётр Семёнович! – его довольная физиономия вернула «старшого» к реальности, – Живы! И Воронцова, и Прохоров!
– И Прохоров?!
– Так точно! И Прохоров!
Старший опять покачал головой:
– Дон Кихот…, м-да.
ЭПИЛОГ
Кабинет старшего лейтенанта Ерёменко был скучен как любое казённое помещение. Стол, два стула, засохший от заталкиваемых в горшочек «бычков» цветок и непременный пузатый сейф. Истинным украшением милицейского интерьера была молодая женщина лет тридцати с небольшим. Она нервно перебирала пальцами платок, время от времени прикладывая его к заплаканным небесного цвета глазам. Ещё не отхлынувший после захвата, «старшой» искоса поглядывал на жену Воронцова, нетерпеливо постукивая по столу карандашом. Исписанный лист с её показаниями, никуда не годился. Курам на смех. Но ничего исправлять она не хотела.
– Так когда, ты говоришь, заменила ему патроны на холостые?
– Вчера, – Галина ещё ниже опустила голову, – когда он стал орать, что всем покажет. Угрожал. Мне, детям. Взбесился! Вот я, от греха
