и ножек и вооружил растопыренные пальчики громаднейшим веером.
– Ах, как хорошо! – сказала девочка. – Хотела бы я уметь рисовать!
– Это нетрудно. Я вас научу.
– В самом деле? Когда?
– На большой перемене. Вы ходите домой обедать?
– Если вы останетесь, и я останусь.
– Ладно. Вот здо́рово! Как вас зовут?
– Бекки Тэчер. А вас? Впрочем, знаю – Томас Сойер.
– Меня называют так, когда хотят высечь. Когда я веду себя хорошо, меня зовут Том. Вы зовите меня Том. Ладно?
– Ладно.
Том опять начал писать на доске, пряча написанное от Бекки. Но теперь она перестала стесняться и попросила показать, что там такое.
Том отговаривался:
– Право же, тут нет ничего!
– Нет, есть!
– Нет, нету; да вам и смотреть-то не хочется.
– Нет, хочется! Правда, хочется. Пожалуйста, покажите!
– Вы кому-нибудь скажете.
– Не скажу, честное-пречестное-распречестное слово, не скажу!
– Никому, ни одной живой душе? До самой смерти?
– Никому не скажу. Покажите же!
– Да ведь вам вовсе не хочется…
– Ах, так! Ну, так я все равно посмотрю!
И своей маленькой ручкой она схватила его руку; началась борьба. Том делал вид, будто серьезно сопротивляется, но мало-помалу отводил руку в сторону, и наконец открылись слова: «Я вас люблю!»
– Гадкий! – И девочка больно ударила его по руке, однако покраснела, и было видно, что ей очень приятно.
В то же мгновение Том почувствовал, что чья-то рука неотвратимо и медленно стискивает его ухо и тянет кверху все выше и выше. Таким способом он был препровожден через весь класс на свое обычное место под перекрестное хихиканье всей детворы, после чего в течение нескольких страшных минут учитель простоял над ним, не сказав ни единого слова, а затем так же безмолвно направился к своему трону. Но хотя ухо у Тома горело от боли, в сердце его было ликование.
Когда класс успокоился, Том самым добросовестным образом попытался углубиться в занятия, но в голове у него был ужасный сумбур. На уроке чтения он сбивался и путал слова, на уроке географии превращал озера в горы, горы в реки, а реки в материки, так что вся вселенная вернулась в состояние первобытного хаоса. Потом во время диктовки он так исковеркал самые простые слова, что у него отобрали оловянную медаль за правописание, которой он вот уже несколько месяцев так чванился перед всеми товарищами.
Глава VII
Гонки клеща и разбитое сердце
Чем больше старался Том приковать свое внимание к учебнику, тем больше разбегались его мысли. Наконец он вздохнул и, зевая, прекратил напрасные потуги. Ему казалось, что большая перемена никогда не наступит.
