я жру, а вот в подписку за тебя – это шалишь… Хлипкий ты, и при гнилом раскладе такой и сам в непонятку попадет, и других затянет.
– Да ладно, Колян, я ж сказал.
– Сказал-показал… Берем жмура – и ходу! Я уже ступней не чую! Курорт, блин!
– Это штормяга воду со дна поднял…
– Да хоть из преисподней! Берись, говорю!
Мужики с двух сторон подняли неподвижное тело.
– Да в нем че, тонна, что ли?
– Погодь… Этак мы его не своротим. Вишь, за корягу он ухватился мертво, а она в самый раз в расщелине, между камнями. Давай, я приподниму, а ты пальцы ему отжимай.
– Да пошел он! Что я, нанялся?
– А фиг ли орать уж? Все одно – до жопы мокрые! Дергай, я отчеплять буду, раз ты такой чистоплюй!
– Колян…
– Да я всю жизнь Колян, а толку?
– Это ты не сбрехал!
– Вытягивай!
Один приподнял тело, другой взялся отжимать пальцы…
– Колян! А говорил я-не зря полезли! Кольцо у него на пальце. С камушком… Готово, – отбросил корягу в сторону, – потащили, под две руки…
Приятели вытянули тело на берег, положили на гальку.
– Ну и чего с ним делать теперь?
– А хрен его знает… Сигарету дай, мои, блин, промокли в куртке.
– Держи.
Мужики закурили, затихли.
– Вот она, жизнь… Сегодня ты – бародствуешь, а завтра – похоронствуешь.
– Серый… Я вот все не пойму, когда ты подкалываешь, когда – серьезно говоришь…
– А чего уж тут подкалывать… Так оно и есть. От косой не убережесся…
– Знаешь… – Колян затянулся крепко, на треть сигареты, выдохнул, не разжимая рта. – С месяц назад захожу я к корефану одному… Вернее, двое их было, Сашка с Вовкой» двойняшки… Росли вместе, на Северном, на поселке, что за вышками…
– Да знаю я…
– Ну вот… Пацанами, значит, играли… В древних людей – еще в овраг забирались, под старым мостом, пещера у нас там была своя… А постарше стали – все удаль выказывали: теплицу школьную бульниками раздолбили, траву по весне на откосе у «железки» запалили – чуть цистерну с соляркой не пожгли… Ну а потом… Потом моим квартиру на Стрелке дали… Виделись когда – от случая к случаю, через год на третий… А тут – забрел я на тот Северный по жуткой пьяни, к какой-то тетке присоседился, утром проснулся – общага бабская, мат-перемат, похмелили кое-как и спровадили… Шапку я еще потерял или снял кто с пьяного – иду, башка мерзнет, сам знаешь, в мороз-то…
– А то…
– Ну и вспомнил… Зайду к Кузьминым, шапку займу, что ли, а то башку выстудит напрочь – дело совсем хреновое… Захожу, Сашка отворяет… А они, братья, значит, Сашка с Вовкой, справно всегда жили, торговали там по чуть-чуть, ясное дело, не большие баре, но и не нам чета… И мамашка у их всю жизнь – по торговле… Захожу, значит, бурчу что-то под нос… Смотрю – на Сашке лица нет… Спрашиваю – чего грустный такой, а он меня как поленом по башке: «Вовка
