поглубже… Кого сгложут, кто – сам другого выхватит на ощупь, да в пасть, и не видать ни черта, а вот бредем, бредем, бредем…
– Жизнь – дерьмо.
Нелли достала из холодильника графин, разлила водку в хрустальные лафитники.
– Э-эх, крепка Советская власть. Была. – Бойко подцепил на вилку кусок ветчины, отправил в рот. Нелли свою порцию выпила наполовину, мелкими глоточками. – И как вы, девки, эту дрянь сквозь зубы цедите – никогда не пойму, – откомментировал Саша.
– То-то и оно. Для вас, мужиков, результат важен: ухнул, и чтоб по шарам накатило, да враз. А для нас – процесс. Вот и в любви тако же. Какие мужики это разумеют, у них все складывается, а которые с маху все почитают – гуляет от них баба. Вот тот мужик и слоняется бобылем. Так-то.
– Нель, поздно меня воспитывать.
– А тебя и двадцать лет назад поздно было. Такой народился. Так во что влез-то, соколик?
– По мне разве не видно?
– Видно-то видно, а не отсиживаться пришел. Побили тебя, а не убили – знать, глаза злые. На кого ножик точишь?
– Знал бы – уже клинок обтирал.
– Вот оно как. Значит, поучаствовал.
– Где?
– Ты что, за дуру меня держишь? – ухмыльнулась Нелька. – В «Альбатрос» как раз сорока на хвосте принесла под утречко.
– Что принесла?
– Три пера и ма-а-аленькую хворостинку. Кончай несознанку лепить и целку из себя строить…
– Нель! Давай дело говори!
– Ба-а-а… – озадаченно протянула женщина, вглядевшись в него. – А ты и впрямь не в курсах нонешних валют… А где ж тогда тебя поцеловало?
– Где-где, в…
– Намек поняла, можешь не развивать. Короче: шепнули Семенычу, что за «Альбатросом» приглядывает, чтобы все на время тише воды сидели. Разборка какая-то вышла в особняке, из тех, что за Веселой сопкой… Огонь-полымя, и трупов ноль. Хотя пули, видать, посвистали, что соловьи…
– А кто шепнул?
– Конь в пальто. И погоны на нем.
– А-а-а…
– И еще: менты эту разборку тихим сапом спустили: трупов нет, так и дела нет – кому такие тухлые «глухари» нужны. Но сидеть нам до поры-времени велено смирнехонько: уж больно непонятка крутая там выходит. А в наши времена повременить и переждать – милое дело.
– Та-ак. Значит, была перестрелка, потом – пожар…
– Сказывали – все начисто выгорело, за пять минуточек.
– А соседи – что?
– Ты ж знаешь, особняки, они потому так и прозываются, что стоят особо, не кучно, да покой внутренний свой стерегут.
– Да у вас вроде домик доходный – в той стороне… Так ничего и не слыхали?
– Есть домик, нет ли, про то – никому не надо знать. А если кто что и слыхал – так я не выспрашивала. Разве что слух дошел: какие-то местные и сильно крутые в это дело заляпаны, а потому деловые перетерли быстренько и распоряжение такое вышло: тишком дышать и от этой поганой
