такой пошлый, такой страшный. Он почти уже совсем не ассоциировался с чудом.
Канталупов напился в ночном баре так, как никогда до этого не напивался. Он раздавил в руке бокал, поранил осколками руку и заплатил бару выкуп. Как он очутился на Крымском мосту в четыре утра – бог знает. Как забрался на опору верхней части моста, что так крута и поката и так мила самоубийцам? Он через голову содрал с себя постылую «адидаску», махал ею, как флагом …
Внизу была Москва-река – черная, вся в огнях, чужая. Было все как-то безумно жаль, особенно бесхитростный город Мышкин, куда, казалось, уже не было возврата. А о налаженном бизнесе, о магазине и товарах – даже мысли не мелькало. И о жене, о сыне Игоряхе тоже – вот парадокс.
Обычно самоубийц на Крымском ловят, так сказать, на самой взлетной площадке – на верхотуре опоры. Приезжают сто ментов, сто психологов и «Скорая помощь» – уговаривают, улещивают, просят и, наконец, снимают, как сливу с ветки, – посиневшего на ветру, продрогшего, но живого. Но Канталупов опередил всех – и пожарных, и милицию, – он прыгнул сразу: бу-ултых! Его заметили, когда он был уже в Москва-реке и камнем шел ко дну, потеряв сознание от удара о воду. Прыгнули за ним с причала прогулочных теплоходов два милиционера из патрульной машины, вооруженные спасательным кругом «Мосводоканал». А выбраться из воды все троим помог водитель черного «Вольво», случайно оказавшийся в этот глухой час на Крымском мосту.
Лежа на асфальте, мокрый, наглотавшийся грязной воды, Канталупов был возвращен к жизни именно этим человеком. Тот сделал ему интенсивный массаж сердца и искусственное дыхание рот в рот. Канталупов увидел над собой в свете утренних фонарей лицо – оно, как белое пятно, плавало в сумраке, кружило, как птица. Канталупов зашелся кашлем, повернулся на бок – его стало бурно рвать, но он был спасен. Лицо приблизилось. Обладатель его, ничуть не брезгуя и не тушуясь, бережно вытер с подбородка Канталупова слизь и рвотные массы.
– Вам лучше? – спросил он. Голос у него был негромкий, мягкий. – Зачем же вы так глупо? – спросил он уже строже. – Так торопиться, ничего толком не выяснив, не попробовав исправить…
– Не-че-го вы-яс-нять, – по слогам выдохнул Канталупов. – Она…
– Она вас не любит, – обладатель мягкого голоса кивнул. – Ну конечно, а что же вы хотите все и так сразу? Конечно же, она вас не любит. Пока.
– Чего ты мелешь? Ты ж… вы ж ее не знаете. И какое ваше дело? – Канталупов уже был в силах спорить.
Обладатель мягкого голоса положил на его мокрый лоб прохладную ладонь. Так щупают лоб тяжелобольных, проверяя температуру, – жест был отработанный, профессиональный.
– Ей лет двадцать семь, она не замужем, – сказал он. – У нее красивые глаза, она блондинка… нет, волосы у нее рыжие. У нее гордый нрав и большие запросы, которым вы пока не соответствуете… Ну конечно же, она вас не любит – у нее ведь есть мужчина, которого она любит сама и очень, ну просто
