а не философствуйте.
– Виноват. Я просто хотел, чтобы картинка была ясна. Да, в драку вмешался один из работников ресторана. Очень результативно врезал одному из этих…
Вырубил, короче.
– Он охранник? Боевик?
– Нет. Просто работник. И весь седой, хотя и не старый. Как поняли, Первый, прием?
– Понял вас. Продолжайте наблюдение. Ждите инструкций.
– Есть.
– Конец связи.
– Конец связи.
Глава 2
– Скука правит миром! Не власть, не деньги, не удовольствия! Всего лишь – банальная скука! И стремление от нее убежать, исчезнуть, скрыться! «Забыться, умереть, уснуть… Уснуть… И видеть сны…»[1] Что есть все наши развлечения?
Что есть вся наша жизнь? Всего лишь сон, кратковременный, мимолетный, навеянный серой обыденностью и тупой, непроницаемой, как грязная ватная одурь, скукой!
Лишь иногда острая тоска по уходящему чиркнет по монотонности дней горькой блестящей искрой, лишь иногда слезливая теплая грусть вспомнит о стелющихся над рекой летним вечером ивах, о первом трепетном поцелуе, о первой любви, о первом опьянении снами… Лишь иногда клубящаяся печаль выдуманной ностальгии напомнит о берегах, где не был, – и вновь окаянное, черно-блеклое настоящее заштрихует всех нас серо-асфальтовой зеброй, по которой потомки и пойдут в возможное светлое завтра, за горизонт, оставив нам нашу скуку, и ничего кроме скуки! Так выпьем за Ее Величество Скуку, заставляющую нас петь, смеяться, любить и ненавидеть! Выпьем за скуку, заставляющую нас жить!
Маленький толстенький человечек, этакий миниатюрный постаревший сатир, с редкой бородкой, с блестящим черепом, обрамленным остатками волос на некогда кучерявой голове, единым духом осушил стаканчик, будто в полусне.
– «Мне скучно, бес…» – распевно продекламировал он и в полном опьянении завалился на сиденье лимузина.
– Складно изложил, Стасик! – похвалил произнесенную речь сидевший в кресле напротив почти двухметрового роста богатырь лет пятидесяти пяти, Сергей Петрович Батенков, владетельный князь и сиятельный барин здешних мест. – Вам нравится, малышки? – спросил он у сидевших рядышком девочек лет пятнадцати, наряженных в школьную форму середины семидесятых, в белых передниках и гольфах, с крупными белыми бантами в волосах.
– Я ничего не поняла. Папа, – произнесла тоном обиженной несправедливостью ученицы пухлогубая нимфетка. – Станислав Львович всегда такой путаный! – Она тряхнула льняными волосами, поправила бант, спросила балованно:
– Папа, а можно мне капельку шампанского? Ка-а-апельку?
Слово «Папа» она произносила с ударением на последнем слоге. Сейчас, когда она сидела глядя Батенкову прямо в глаза влажными темно-карими глазами, он чувствовал невероятное возбуждение…
– Можно? – переспросила девушка с легкой хрипотцой в голосе.
Сергей Петрович, не желая показать, как он взволнован, только кивнул. Он не спешил: предвкушение и игра доставляли ему наслаждение
Из монолога Гамлета. (Здесь и далее примеч. автора.)
