произнес «замшелые» так, будто это было словечко из самоновейшего молодежного жаргона.
– Буду рад.
– Вот и прекрасно. Ну, что ж. Тогда я для вас – Генри. Да? А теперь пойдем позавтракаем. По утрам мы едим на кухне – в тесноте, да не в обиде.
Они прошли в противоположный конец комнаты, к двери в кухню.
Бресли сказал:
– Девчонки предлагают небольшой déjeuner sur l’herbe[80]. Неплохая мысль, а? Нет? Пикник?
В саду сияло солнце, над деревьями трепетала легкая дымка.
– Горжусь моим лесом. Есть на что поглазеть.
– С огромным удовольствием.
Обе девицы, очевидно, уже поели и ушли: как выяснилось, отправились в Плелан, соседнюю деревню, купить еды… а заодно – предположил Дэвид – дать старику время и возможность выказать свое раскаяние. После завтрака Бресли повел гостя прогуляться по усадьбе. Оказалось, что старый художник гордится и огородом, и садом: он чуть хвастливо демонстрировал недавно приобретенные познания, щеголяя названиями и описывая различные способы культивации растений. На огороде они обнаружили Жан-Пьера, рыхлившего мотыгой грядки позади восточного торца дома; слушая, как старик разговаривает с мужем экономки о чахнущем тюльпанном дереве и о том, что по этому поводу следует предпринять, Дэвид снова ощутил, как приятно ему сознание, что в жизни старика есть гораздо более важная доминанта, чем проявленный накануне «рецессивный» сплин. Бресли явно уже привык к Котминэ, научился жить в согласии с природой. Немного погодя, когда, оставив огород позади, они вышли в сад, он показал Дэвиду старое грушевое дерево – плоды на нем уже созрели; пришлось попробовать грушу: их нужно есть прямо с дерева, пояснил старик и тут же признался, что только теперь понял, как глупо было провести большую часть жизни в городе, ведь у него осталось так мало времени наслаждаться всем этим. Дэвид с удовольствием ел грушу; перед тем как снова впиться зубами в сочную мякоть, он спросил, почему же понадобился столь долгий срок, чтобы осознать это. Бресли презрительно фыркнул – в свой собственный адрес, потом ткнул концом трости в паданец.
– Да все сучий Париж, мой милый. Знаете эти стишки? Граф Рочестер[81], по-моему? «Пусть беден человек, нужда его страшна, всегда отыщет он, где сеять семена». Точно. Этим все сказано.
Дэвид улыбнулся. Они медленно шли дальше.
– Зря не женился. В тыщу раз дешевле бы обошлось.
– Но многое оказалось бы упущенным?
Старик снова презрительно фыркнул:
– Что одна, что полсотни – без разницы, а? Нет?
Казалось, он совершенно не сознает ироничности ситуации, ведь он и теперь не мог обойтись одной; и словно нарочно, как раз в этот момент на частной дороге, отделившей их от внешнего мира, показался маленький белый «рено». Вела машину Мышь. Она высунула в окно руку и помахала им, но не остановилась. Дэвид и Бресли повернули назад, к дому. Старик ткнул палкой вслед машине:
– Завидую вам, молодым. Таких не было – в
Завтрак на траве (название знаменитой картины французского художника Эдуарда Мане (1832–1883), написанной им в 1863 г.).
Граф Рочестер, Джон Уилмот (1647–1680) – английский поэт, сатирик, ведущий член группы «придворных остроумцев», окружавших короля Карла II (1630–1685; правил 1660–1685). Был также известен боевыми подвигами в морских сражениях.
