как погляжу, весело свое-то упускать, Катеринушка? – жалобно спросил Григорий.
– Дивно больно! Соколиным разумом и бабьей хитростью спор между братьями решила!
– Соколиным разумом! Вот пропала нынче обещанная брату соколиная охота. Куда Алешке с такой рожей на людях показаться? Чать, не мужик!
– Не печалься. Сама не хуже Алешки соколов в небо отпущу. Пойдемте отсюда на волю, а то дух здесь тяжелый.
4
По крутой тропинке спускались с вершины холма Семен и Катерина. Когда вошли в вечернюю тень соснового бора, заросшего папоротником, Катерина потянула спутника за руку, остановилась.
– Дай передохну! Куда торопиться-то? Вечер теплый… Минувшую ночь на струге ночевал?
Семен кивнул.
– Побоялся, что опять сквозь стену приду?
– Одному пора побыть. Есть о чем подумать.
– На Гришку ревность нападать стала. Не спит по ночам, тревожится. Караулит, чтобы из опочивальни не отлучалась.
– Ему – ревность, тебе – страх божий. А мне?
– Тебе, как всегда, опять дорога. Значит, скоро опять на меня тоска навалится. Тесно мне в Кергедане, Семен.
– Нынче некогда будет тосковать: в Новгород подашься.
– И то. Когда в Конкор поплывешь?
– Попутного ветра жду.
– Погляди, какой закат кровяной. Примета – к большому ветру. Хоть бы, на мое счастье, он тебе не попутным оказался!
– Может, так и будет. Ты счастливая… По весне Никиту своего сюда из Москвы позови.
– Надобен тебе?
– Пора к строгановскому ладу привыкать. В Москве обленится и избалуется.
– Зря печалишься. Забота-то моя.
– Как сказал, так и сделай.
– И мне, стало быть, пришла пора наказы твои безраздумно выполнять? Ну а ежели не послушаюсь? Что сотворишь со мной?
– Про это не думал. Пока еще никто моего наказа не ослушивался.
– Эх, Семен, Семен! За то и полюбила тебя! Знать, так и надобно в свою силу верить. Только страшно мне за тебя. А вдруг на такого же напорешься и негаданно раннюю смерть примешь?
– Может и так случиться. Только и тогда лягу ближе к тому месту, к которому путь держал. Да, вспомнил, о чем с утра спросить тебя хочу, Катерина!
– О чем хочешь, спрашивай. Вся твоя.
– Почему Григорий просит Костромина в новый острог на Косьву послать?
– Я велела.
– Не поглянулся тебе?
– Больно часто на меня поглядывать стал. Что волк голодный. Не люблю таких. Забирай его на Косьву.
– Подумаю. Молодец отчаянный, но подлости в нем – через край. Узнал ли Григорий, пошто он из Москвы убежал?
– Из-за бабы, сказывает. С мужем ее столкнулся, тот чуть не государю самому пожаловался, и вышла Алешке опала.
– Ты, стало быть, боишься, чтобы он из-за тебя с Гришкой не столкнулся?
